"Николай Иванович Дубов. Колесо Фортуны (Роман) " - читать интересную книгу автора

все-таки попробуешь?
- А как не поможет?
- Там уж как бог даст... Только ты уж постарайся, чтобы помогло.
- Не знаю... Есть одна молитва от урока.
- Это от чего же?
- Ну, от сглазу, что ли, от порчи... а ведь суд - не порча, никто его
там не сглазит.
- Ну все одно прочитай, какая ни на есть... все лучше, чем никакой.
- Надо бы какую вешшичку евонную, что ли...
- А я припасла, припасла, - засуетилась Чеботариха и достала из узелка
вспухшую от грязи, засаленную кепку Митьки.
Лукьяниха взяла ее обеими руками, как полную тарелку или миску,
зашевелила губами, не то вспоминая, не то примериваясь, сколько могла
выпрямилась и вдруг заговорила не своим обычным, а совсем другим голосом -
в нос и нараспев:
- Встану я, раба божия, не благословясь, пойду, не перекрестясь, из
дверей не в двери, из ворот не в ворота, сквозь дыру огородную. Выйду я не
в чистое поле, в сторону не в подвосточную, не в подзакатную. Подымаются
ветры-вихори со всех четырех сторон, от востока до западу, сымают и
сдувают с крутых гор белы снежки, сымают и сдувают с вшивого добытка
уроки, озепы, призеры, злые-лихие приговоры. Подите же вы, уроки, озепы,
призеры, злые-лихие приговоры, понеситесь во лузя-болота, где скотинке
привольно, народу невходно, там вам жить добро, спать тепло. Замыкаю свои
слова замком, бросаю ключи под бел горюч камень алатырь; а как у замков
смычи крепки, так слова мои метки. Будь моя молитва крепка и липка, хитрее
хитрово хитрова и щучьего зуба. Аминь.
Плечи Лукьянихи опустились, она снова сгорбилась и начала вытирать
кончиком головного платка проступивший пот. Чеботариха, некоторое время
еще вслушиваясь в отзвучавший заговор, кивала в такт головой, потом
сказала:
- Вот истинно: злые-лихие приговоры... Ох, злые!
Ох, лихие... - Она помолчала и осторожно сказала: - А не коротка
молитва-то? А, Лукьянна?
- Да ччто ты, мать? Чай, не на базаре, молитвы аршином не меряют...
- Да ты не сердись на меня, бабу глупую!.. Я ведь от горя, от мученья
своего... Может, сыщется какая подлиньше? А я уж не постою...
Она достала из-за пазухи такую же пропотевшую зеленую бумажку,
расправила и положила на первую.
Лукьяновна взяла кепку и снова заговорила-запричитала:
- Во имя отца и сына и святаго духа. Аминь. Встанет раб божий Дмитрий,
благословясь, пойдет, перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами,
пойдет в чисто поле, облаком оболочится, утренней зарей подпояшется,
частыми звездами затычется от призеров, от прикосов, от урочливого
человека, от прикосливого человека, от черного, от белоглаза, от
черноплота, от белоплота, от одножена, от двоежена, от однозуба, от
двоезуба, и от троезуба, и от колдуна, и от колдуньи, от ведуна и от
ведуньи, и от всякия змия лихих, и от своей жены, и от чужих, и от всякого
рожденного: от сутулого и от горбатого, наперед покляпаго, от старца, от
старицы, от чернеца, от чернечихи, и от попа, и от дьякона, и от пономаря,
и от всякого крылоса, и от девки-простоволоски, и от бабы-белоголовки, от