"Николай Дубов. Небо с овчинку " - читать интересную книгу автора

- Молока хочешь?
Бой завилял хвостом и облизнулся.
- Ишь, стервец, понимает! - восхитился дед Харлампий.
Катря налила в миску молока. Бой жадно припал к миске, а тетка начала
ядовито бурчать о том, до какого баловства люди дошли - собаку молоком поят,
и сколько это нужно молока, чтобы такую лошадь напоить, и нет ни стыда у
них, ни совести, потому что другие люди, бывает, и вовсе молока не видят...
Но когда Бой, вылизав миску, оглянулся на нее и завилял хвостом, она подлила
ему сама.
В оранжевом свете керосиновой трехлинейки все плыло перед глазами
Антона. Он встряхивал головой и с трудом открывал глаза.
- Ты что, малый, глаза таращишь? - сказал дед Харлампий. - Вали-ка на
боковую, ты, видать, вовсе готов.
Они легли на пахучую, шуршащую постель, а тетка в кухне, повысив
голос - чтобы слышали! - бурчала о шалопутах и бездельниках, которые
неизвестно зачем таскают мальцов за собой. А если уж им так кортит, шлялись
бы сами, чтобы их нелегкая забрала...
Только теперь Антон почувствовал, как у него гудят ноги и что их куда
легче сгибать, чем вытягивать, веки нельзя раздвинуть даже пальцами, и хотел
удивиться, откуда Федор Михайлович знал заранее, что так будет, но не успел.
Все происшествия долгого дня, все радости и обиды спутались в клубок, в
котором не было ни начал, ни концов, - Антон провалился в сон.
Сон оборвали грохот и ругань. Тетка Катря гремела горшками, проклинала
их, мужа-лодыря, лоботрясов-постояльцев, которые вылеживаются, как баре,
когда на дворе давно божий день. Несколько минут они лежали, прислушиваясь и
улыбаясь.
- Вот дает! - восхищенно сказал Антон. - Мировая бабка, с такой не
соскучишься! Вроде динамика на вокзале...
Тетка Катря уже не казалась ему грозной, и руготня ее нисколько не
задевала.
- А и в самом деле хватит валяться, - сказал Федор Михайлович. -
Позавтракаем да пойдем посмотрим, какой он здесь, Сокол. Марш-марш к
колодцу!
Солнце взошло, но еще не показалось из-за деревьев. Листья на кустах
стали матовыми, как запотевший стакан с холодным молоком. Ветки вздрагивали
и брызгали росой. Там перепархивали и наперебой свиристели неизвестные
Антону пичуги, радовались утру или, может быть, спозаранку ругались, не
поделив чего-то в своей коммунальной квартире.
Даже на животе кожа у Антона стала гусиной, он потянулся было за
рубашкой, но, перехватив взгляд Федора Михайловича, сложил ее вместе с
брюками, спрятал в рюкзак. Что, в самом деле, девчонка он, что ли?
Закаляться так закаляться...
Перейдя шоссе, они вступили в смешанный лес. Бой бежал впереди. Он
совершенно преобразился. Здесь не было ни поводка, ни ошейника, не было
рычащих, воняющих машин и троллейбусов. Его окружали просторы, глубины и
тайники, полные шорохов, потрескиваний и еще каких-то неведомых звуков. И
запахи. Еле различимые струйки, потоки, водопады, лавины запахов.
Незнакомых, непонятных и манящих. Он вынюхивал, перехватывал, упивался ими.
То, остановившись и вытянув голову, он шевелил своими шагреневыми ноздрями и
ловил доносимое еле ощутимым движением воздуха, то, почти уткнувшись носом в