"Николай Дубов. Родные и близкие (Повесть)" - читать интересную книгу автора

люди смотрят на дома не с птичьего полета, а с земли, по которой пока не
разучились ходить. Должно быть, поэтому такие красивые в макетах проекты
превращаются в унылые, наводящие тоску коробки, когда становятся домами...
Господи, да что ему до этих коробок и проектов?! Ага, дело не в них,
конечно. Дело в предположениях, ожиданиях и в том, во что они обращаются
потом. О коробках пускай думают архитекторы. С него хватит сыновей. Вот три
сына. Сколько было радости, восторгов, какие были чаяния и надежды! Сбылись?
Нет. Ни одна. Начать с того, что ни один не похож на него самого. Ну, это,
положим, беда небольшая... Не такой уж он образец для подражания. В юности,
как водится, были планы и мечтания. Не то чтобы честолюбивые - кет,
честолюбцем он никогда не был... Тщеславие? Пожалуй, случалось. И его
ненадолго хватало. В общем, мира не потряс и пороха не выдумал. Заурядный
инженер в заурядной проектной конторе. Вот и всё. Только, может, и
достоинств, что никогда не пыжился, не корчил из себя фигуру, какой не был.
В общем, как принято говорить, обыкновенный, средний человек. Не всем быть
гениями и даже талантами. Они редки, таланты-то. Много ли он встретил
талантов за свою жизнь? Раз, два и обчелся... Так что ребятам он не был
примером и образцом. И что вообще за чушь, будто дети должны повторять своих
родителей, быть на них похожими?! Но как могло получиться, что они и друг на
друга не похожи? Если б не фамилия и некоторое внешнее сходство, можно
подумать, что они вовсе и не братья - ничего общего, ничего похожего. Как,
почему это произошло?
- Ты так и не прилег? - Сергей стоял в распахнутой двери уже одетый, с
еще мокрыми от душа волосами.
- Не могу. Я, должно быть, тут сидя подремал.
Он видел зарождение и разлив утреннего света, первые отблески солнца на
Лаврской колокольне, первые игрушечные автомобильчики, побежавшие по
игрушечно-макетным улицам, а потом уже непрерывные их вереницы Он видел и не
видел ничего... Прошлое - и давно минувшая юность, и наступившая потом
зрелость, все мимолетные радости, все беды, несчастья, по каким волокла его
судьба, характер или обстоятельства, и прошлое совсем недавнее - всё это
обступило сразу, отодвинуло и заслонило то, что было перед глазами.
- Пойдем позавтракаем. Я там соорудил из остатков.
- Ты ешь, мне не хочется. Я чаю только выпью.
- Ну хоть что-нибудь проглоти. Нельзя при такой язве оставаться с
пустым желудком.
- Ладно, пойдем кормить язву...
Кусок холодного мяса был похож на лепешку из отрубей, какие довелось
есть в детстве во время голода.
- Я - в Аэрофлот, - сказал Сергей, - попробую взять билет на завтра. И
на почтамт зайду.
- Уже на завтра?
- Надо. И чем я могу тебе помочь?
Шевелев покивал:
- Ничем, разумеется. Ты только долго не шатайся. Надо бы всё-таки
поговорить.
- У меня к тебе тоже разговор есть. Я по-быстрому.
Вернулся Сергей с кастрюлей в авоське и, улыбаясь, поставил её на стол.
- Это ещё что?
- Тётя Зина. Говорит, стояла в подъезде не меньше часа, ожидала