"Юлий Дубов. Варяги и ворюги" - читать интересную книгу автора

как?
Между прочим, эта точка зрения позволяет по-новому взглянуть и на
романтическую легенду о дубине народной войны. Поверьте - тесту глубоко
безразлично, что в него воткнули и из какого материала этот чужеродный
предмет изготовлен. Просто когда Наполеон совершал свой победоносный
марш-бросок к Москве, он обходился с попутными деревнями, как и положено
было в те давние жестокие времена. Грабил нещадно. При этом крестьянам
обещалось светлое будущее в виде полной свободы и окончательного избавления
от ненавистного крепостного права. Но поскольку крестьяне наблюдали, в
основном, избавление от тяжелым трудом нажитого добра, а тут и зима
наступила, то второе пришествие некогда победоносной армии было воспринято
ими как промысел Божий. Вооружившись стихийно возникшим лозунгом "Грабь
награбленное", окончательно овладевшим массами сто с лишним лет спустя,
крестьяне приступили к репарациям. Репарации эти происходили для французов
чрезвычайно болезненно, потому что происходили в лесах и на большой дороге с
использованием нецивилизованных вил и плебейского дреколья. Это дреколье и
вдохновило графа Толстого на поэтический образ.
Если рассматривать широкое народное движение не как партизанскую войну
типа испанской, а как более прозаический процесс разрешения имущественных
споров, то понятным становится и замеченное зорким глазом Льва Николаевича
изменение в общем настроении народа. В некоторый момент народная ненависть к
французским завоевателям уступила место жалости и сочувствию. По-видимому,
этот момент связан с тем, что основная масса накопившихся имущественных и
иных претензий была уже снята, а просто так махать дубиной интереса не было
никакого. Тем более что брать у французов уже стало нечего, а к нищим и
убогим в России всегда относились по-особому.
Один приятель, охотник за иконами, рассказал мне историю. Он был в
какой-то деревеньке под Смоленском по своим делам. И обнаружил в доме одного
дряхлого деда любопытный предмет. Это был круглый столик с гнутыми резными
ножками, заляпанный многолетней грязью до полной черноты и служащий
подставкой для ведра с водой. Когда дед, взяв ведро, наладился к колодцу,
мой приятель от нечего делать стал изучать подставку, обнаружил на ножке
странную выпуклость, колупнул грязь и увидел что-то голубое и явно не
деревянное. Приятель заинтересовался. К приходу деда перламутровая
инкрустация с изображением легко одетой дамы с перьями в прическе была, в
основном, расчищена. Сперва приятель решил, что видит перед собой
революционный трофей, изъятый у злого помещика непосредственно перед
ритуальным сожжением барской усадьбы. Но все оказалось не так просто. Хозяин
поведал моему приятелю, что его прадед сильно пострадал от французского
нашествия. Интервенты начали с того, что реквизировали у него всех кур, а
потом еще двух коз. Если бы они этим ограничились, то было б еще ничего, но
перед тем как продолжить победоносный марш на Москву, они свели со двора
корову, оставив прадеду расписку на непонятном языке. Когда до прадеда дошли
сведения, что французская армия катится обратно, терпя невероятные лишения,
он с несколькими односельчанами засел в лесу, дождался подходящего момента и
ударил по врагу. Ему досталось несколько побрякушек, пропитых впоследствии,
вот этот самый столик, две лошади, одна из которых впоследствии околела, а
вторая выжила и вполне исправно трудилась, да замерзший до полного
обледенения француз. Семья прадеда отогрела доходягу, после чего прадед
приспособил его к тяжелым полевым работам, справедливо считая, что