"Евгений Пантелеевич Дубровин. Курортное приключение (Повесть)" - читать интересную книгу автора

фокусника, змеиная головка воспоминания. Николай Егорович поморщился,
усилием воли загоняя головку назад, и поднял с перрона чемодан. Он не любил
ездить поездом из-за этого запаха, из-за этого воспоминания. Хотя с тех пор
прошло столько лет, появились электровозы, чудесные вагоны с пластиком,
синими лампами под потолком, никелированными держателями для брюк, другими
красивыми, не всегда понятными приспособлениями. Изменились и сами вокзалы:
стали более приспособленными к пассажиру, которому не посчастливилось взять
билет и которому предстоит скоротать длинную железнодорожную ночь. Но все
же запах, сложный запах железной дороги, в котором все-таки, как это ни
странно, преобладали испарения мокрого угля, остался. И Холин не любил
ездить поездом именно из-за него.
Он любил летать самолетом. Особенно зимой, хотя зимой летать
самолетом - всегда риск. Но, наверно, из-за этого риска Холин любил и
зимние полеты.
Возбуждение от риска начиналось еще в городской кассе. Николай
Егорович брал билет обычно за несколько дней, как только становилось хоть
приблизительно известно, когда ему надо лететь. В зале пусто, все окошечки
закрыты картонками мышиного цвета, работают лишь одно-два; возле них
очередь из трех или четырех человек. Смех, а не очередь.
На шаги Холина, которые отдаются аж под самым потолком - почему-то во
всех самолетных кассах высокие потолки, - очередь оборачивается, и по лицам
Холин сразу определяет закоренелых клиентов "Аэрофлота". Из тех, кого не
запугаешь ни распутицей, ни бураном. У них лица карточных игроков. В
самолетной очереди не принято спрашивать, кто последний. Холин просто
становится, достает бумажник, готовит деньги. Очередь движется неторопливо,
никто не ругается, не спорит, не упрашивает, если билетов нет. Вопросы
почему-то задают вполголоса, и вполголоса же кассир говорит число, номер
рейса и каким транспортом добраться до аэропорта.
На такое-то, туда-то, говорит Холин спокойным голосом спокойной
кассирше в наброшенной поверх формы вязаной домашней кофте, - летом упаси
боже появиться в одежде кассира чему-либо домашнему. Брать на такое-то
билет заранее при неустойчивой зимней погоде - безумие. И Николай Егорович
прекрасно знает, что это безумие. И кассирша знает. И вся очередь знает.
- Можно? - спрашивает Холин без всякой тени страха, хотя это первый
риск.
Кассирша поднимает на Холина глаза и несколько секунд смотрит на него.
Холин выдерживает взгляд. Кассирша пожимает плечами, щелкает какой-то
штучкой и говорит, слегка наклонившись в микрофон:
- Один на такое-то... рейс такой-то...
И опять быстро смотрит на Холина, и Холин чувствует, что она на его
стороне и сама немного волнуется, выгорит дело или нет.
В микрофоне замешательство, потом голос произносит:
- Один на такое-то... рейс такой-то...
И опять Николай Егорович чувствует, что и этот нечеловеческий,
механический голос тоже на его стороне, несмотря на то, что продавать за
столько дней билет при неустойчивой зимней погоде хотя, может быть, и не
противоречит правилам, но явное безумие.
- Такого-то... рейс такой-то... аэропорт такой-то, - говорит кассирша,
протягивая билет, и еще раз, теперь уже вне всякой меры, пристально смотрит
на Холина.