"Евгений Пантелеевич Дубровин. Курортное приключение (Повесть)" - читать интересную книгу автора - Спасибо, - говорит Холин и чуточку медлит, надеясь, что она ответит
"пожалуйста" и, может быть, даже улыбнется краешком губ, но кассирша уже занята другим, но все же b движении ее рук, берущих ножницы, во взгляде на следующего пассажира Холин чувствует последнее внимание к нему, Холину, отблески последних обрывков мыслей о нем, Холине. И это приятно. В зале ожидания аэропорта зимой тоже мало народа и лица выглядят так, словно все знакомы. Может быть, и не знакомы, но все-таки как будто бы люди собрались для одного какого-то дела и все знают, что собрались для одного дела и что они в какой-то степени, пусть в маленькой, но сообщники. Такой вид бывает у людей, собравшихся у проходной большого завода рано утром ехать на уборку кукурузы или картошки. Они резко выделяются изо всех не только тем, что многие из них в ватниках и бывших модных десять-пятнадцать лет назад пальто, но и особым выражением лица. Хотя большинство из них друг с другом не знакомы, но у всех одно выражение лица. "Ага, - написано на лицах. - Вот вы идете, а мы едем на кукурузу. Вот затроньте из нас кого-нибудь одного, мы такого вам покажем!" В зале легкий гул, у буфета очередь. Многие хорошо одетые с несчастным выражением лица пьют шампанское и закусывают импортными персиками из больших ярких банок. Стоит лишь глянуть на них, как сразу становится ясно, что их рейс отложен, и отложен не на какие-то час-два, а на целых пять-шесть часов, может быть, до самого утра. Холин регистрирует билет и, стараясь не глядеть на табло, где сообщается, на какой рейс идет посадка, а какой рейс откладывается, направляется к киоску рассматривать сувениры. Сувениры одинаковые по всей стране: Останкинская башня, пластмассовые человечки. Холин знает, что это за шелест. С забившимся сердцем он поднимает чемодан и подходит к табло. Спокойное до этого табло волнуется. Оно машет лепестками, стрекочет и, наконец, показывает: Рейс такой-то... туда-то задерживается по метеоусловиям" На час. На три. До утра. Это похоже на азартную игру. И толпа, которая стоит перед волнующимся табло, похожа на толпу игроков. Удары судьбы игроки принимают мужественно. Для формы они, конечно, что-то бормочут, какие-то угрозы в адрес "Аэрофлота", но потом расходятся. Если на час, три - в буфет; если до утра - в ресторан. "До утра" - самое серьезное. До утра - это полнейшая неопределенность. "На час" еще имеют в запасе "на два", "на три", наконец, "до утра". "Доутристы" же рискуют завтра начать все сначала. Но зато с ними случаются разные приключения. Может, конечно, и не случится, но чаще все-таки случаются. Холину, например, один раз ночью, где-то между тремя и четырьмя часами ночи, объяснилась в любви женщина. Замужняя женщина. Мать троих детей. Причем муж несколько раз приходил ее успокаивать, а она плакала и объяснялась Николаю Егоровичу в любви. И дети тоже успокаивали и не знали, что такое приключилось с их матерью. А потом, когда объявили посадку на самолет этого семейства, она наотрез отказалась лететь, муж упрашивал, умолял, пытался, хоть был маленьким и тщедушным, даже тащить ее насильно, а она упиралась; потом, конечно, улетела. |
|
|