"Евгений Пантелеевич Дубровин. Счастливка " - читать интересную книгу автора

длинными ручками протирает. "Хорошее вино?" - спрашиваю. А она знаете что
сделала? Сплюнула в угол презрительно. Мне нельзя за рулем даже попробовать.
Поверил этому плевку и набрал полную бутыль.
- У него запах молодого солнца.
- Молодого? Это хорошо сказано.
- Утром вы его поставьте в родник. Тут недалеко, с краю лимана.
- Вы покажете?
- Найдете сами. У меня муж страшно ревнивый.
- Поэтому и место такое уединенное выбрали?
- Может быть. Вы долго здесь пробудете?
- Заехали переночевать, но уж больно здесь хорошо.
- Да... Почти как при сотворении мира. Ну, я пошла. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Она встала.
- Вы будете читать? Зажечь вам свечи?
- Нет, спасибо. Пора спать.
Соседка ушла, чуть поскрипывая ракушечником. Приподнявшись на локте,
Клементьев некоторое время следил за ее силуэтом на фоне звезд, потом
перевернулся на спину и, закрыл глаза, стал думать о сегодняшнем
необыкновенном дне.
"Не забыть утром найти родник"... - думал Клементьев, засыпая.

VI

Клементьев проснулся от холодного ветерка с моря, который прикасался к
лицу. Волосы были влажными от росы, одеяло тоже. Солнце еще не встало. Небо
над морем выглядело серым, только над одним местом, где должно появиться
солнце, виднелась слабая бледно-розовая полоска, как нерешительный мазок,
проба не очень хорошо (вымытой кисти после красной краски по серому полотну.
Клементьев встал, надел сложенный в изголовье, еще со студенческих
времен спортивный костюм, выпустил воздух из матраса, сложил все возле
запотевшей бутыли и пошел в палатку, чтобы взять зубную пасту, щетку, мыло и
плавки.
Верхний слой ракушечника был плотным от влаги и ломким. Клементьев шел
в летних туфлях с дырочками, на босу ногу, и холодные камушки заскакивали
через дырочки внутрь туфель...
Машина стояла вся в мелких капельках. Окна были завешены изнутри.
Клементьев обошел машину вокруг, оглядывая колеса. Все было в порядке.
Крыша палатки, темная, влажная, чуть провисла. Полог был расшнурован и
слегка распахнут. Очевидно, Лапушка вставал ночью.
Сын спал, подтянув ноги, вжавшись в матрас, почти не заметный под
одеялом. Если бы не рыжие волосы, разметавшиеся по подушке, можно было бы
подумать, что это так неловко сложено одеяло. В изголовье слабо светился и
потрескивал приемник. Клементьев нагнулся, чтобы выключить приемник, и
почувствовал запах пыльных волос. Где, когда он уже чувствовал запах рыжих
пыльных волос? Именно рыжих...
И вдруг картина, настолько далекая, настолько прочно забытая, встала
так ясно перед его глазами, что Клементьев очень удивился, как она могла так
долго храниться в ею памяти, ни разу не возникнув из темноты в течение
жизни.