"Евгений Пантелеевич Дубровин. Затуманенная голова" - читать интересную книгу автора

Парень эрудированный, теоретически подкован, может, и скажет что дельное.
Я высказал свою мысль вслух, и парень с бородкой-мочалкой охотно
согласился. Мы расстались по-дружески, и он, довольный, уволок наконец свой
объемистый семейный портфель.
В назначенный день люди собрались на летучку, я и думать забыл о своем
знакомом, сделал небольшой доклад по вышедшим номерам и вдруг увидел его.
Сидит в уголке в обнимку со своим опять огромным портфелем, бородку-мочалку
пощипывает и внимательно так меня слушает.
Ну, после доклада, как это и положено, развернулись страсти. Кричат,
ругают, хвалят, восторгаются, проклинают. В общем, как всегда. Только тот, с
портфелем, молчит. Ну, когда перекипели все, я и говорю:
- Товарищи, тут вот к нам читатель пришел. Интересно послушать его
мнение. Пожалуйста, молодой человек.
Человек с бородкой встал, помолчал, потом хлопнул себя по кудрявой
голове и воскликнул:
- Или я нормальный, а вы все сумасшедшие и вам надо серьезно лечиться,
или я сумасшедший и мне надо серьезно лечиться, а вы все нормальные. Ведь вы
хвалите то, что плохо, и ругаете то, что хорошо!
Что тут началось! Боже мой! Гвалт, вопли! Но парень не сдается,
отстаивает свою точку зрения. Оказался он действительно хорошо подкован в
вопросах теории, крыл цитатами из классиков, подводил теоретическую базу,
строил прочную цепь логических доказательств.
И тут родилась идея. А не взять ли его нам в штат редакции? У нас есть
должность - называется "свежая голова", то есть человек, который весь день
отдыхает, а потом на свежую голову читает целиком номер, вылавливает ошибки.
Не сделать ли антипод "свежей головы", так сказать, "затуманенную голову"?
Пусть она копается в номере своими логическими звеньями, может, что и
выкопает.
И мы зачислили парня с бородкой в штат. Взялся он за дело горячо. Ругал
нас ужасно, обзывал сумасшедшими, но иногда из его набитой теорией головы мы
что-нибудь вылавливали для себя, какую-нибудь шальную идею. Поэтому и
держали. Звали его Аликом. Вскоре освободилась должность заведующего
отделом, подходящей кандидатуры не оказалось, в кабинет пока посадили Алика.
А потом как-то привыкли. Сидит в кабинете заведующего, и пусть сидит.
Сумасшедшие мы, так сумасшедшие... Газета-то все равно выходит.
Вскоре я перешел на другую работу, потом вышел на пенсию, занялся
литературой. Пробую писать рассказы и ношу их в свою бывшую газету.
Редактором там сейчас Алик. Видно, зашел как-то в редакторский кабинет
случайно, да и привыкли к нему. Пусть себе сидит. Газета-то все равно
выходит. Конечно, растолстел, полысел, приобрел бас, но остался прежним.
- Или ты нормальный, а я сумасшедший, и мне надо серьезно лечиться, или
ты сумасшедший, а я нормальный, и тебе надо серьезно лечиться, - говорит
"затуманенная голова", прочитав мою рукопись. - Где логика? Где законы
жанра? Почему у тебя нет завязки, кульминации и развязки? Ты что, бредишь?
Мы спорим час, два, три. Потом я забираю свою рукопись, вздыхаю и кладу
на стол "затуманенной головы" два пирожка с капустой, купленных на Тверском
бульваре.
"Затуманенная голова" почему-то быстро и сердито съедает их, и в его
глазах я читаю жалость к себе.
- Бросил бы ты писать, - говорит бывший мой сотрудник, - да пошел в