"Савелий Дудаков. Этюды любви и ненависти (Очерки) " - читать интересную книгу автора

Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона считает "Зарю" одной из
лучших провинциальных газет России. Что же касается Павла Аркадьевича
Андреевского (1849-1890), то его отец был председателем Казенной палаты, а
мать из старинного рода Герсевановых - ясно, что здесь еврейским духом и не
пахнет. Но правда и то, что в начале 1882 г. Андреевский негласно уступил
издательские права М.И. Кулишеру.
Конфликт между ними привел к закрытию газеты, официально
мотивированному "антиправительственным ее направлением"49. Напомню, что брат
Андреевского Сергей Аркадьевич, известный юрист, отказался выступать в
окружном суде обвинителем по делу Веры Засулич. Что же касается Льва
Абрамовича Куперника (1845-1905), известного юриста, он успел к этому
времени принять "святое крещение". Михаил Игнатьевич Кулишер (1847-1919),
по-видимому, тоже крестился, хотя всю жизнь много сил отдавал "еврейскому
делу".
Он был редактором "Русского еврея", создателем "Еврейской старины",
основателем Еврейского этнографического общества и т. д. Ничего специфически
"жидовского" в киевской "Заре" не было. Буренин делал грязные намеки на
личную жизнь Надсона, в первую очередь, на его еврейское происхождение. В
одной статье он умудрился подвергнуть уничтожающей критике Семена Надсона,
Семена Фруга и Минского: "У евреев вследствие космополитического склада их
чувства не достает его реальной поэтической сосредоточенности: оно
расплывается в блестящую и цветистую по внешности, но тем не менее по
сущности холодную и фальшивую риторику. Отсутствие эстетического вкуса,
понимания эстетической пропорциональности - это также один из еврейских
характеристических недостатков"50.
Письмо И.А. Гончарова от 13-15 сентября 1886 г. царственному поэту К.
Р. (великому князю Константину Романову) содержит следующее нравоучение:
"Есть еще у нас (да и везде - кажется - во всех литературах) целая фаланга
стихотворцев, борзых, юрких, самоуверенных, иногда прекрасно владеющих
выработанным, красивым стихом и пишущих обо всем, о чем угодно, что
потребуется, что им закажут. Это - разные Вейнберги, Фруги, Надсоны,
Минские, Мережковские и прочие..." (Представляю себе, как удивился Дмитрий
Сергеевич Мережковский, дворянин, отец которого занимал видный пост в
дворцовом ведомстве, внук героя войны 1812 г., пращуром которого был один из
представителей малороссийской старшины - Федор Мережка, обнаружив себя в
списке поэтов, подобранных по принципу "неблагозвучных" фамилий.) И далее:
"Оттого эти поэты пишут стихи обо всем, но пишут равнодушно, хотя часто
и с блеском, следовательно неискренно. Вон один из них написал даже какую-то
поэму о Христе, о Голгофе, о страданиях Спасителя. Вышло мрачно, картинно,
эффектно, но бездушно, неискренно. Как бы они блестяще ни писали, никогда не
удастся им даже подойти близко и подделаться к таким искренним, задушевным
поэтам, как, например, Полонский, Майков, Фет или из новых русских поэтов -
граф Кутузов"51. По сути Гончаров повторил то, о чем не раз более развязно
писал его младший современник Буренин, в том числе и о "невинном"
Мережковском:

В те дни, когда поэтов триста
В отчизне народились вдруг;
Когда в журналах голосисто
Стонали Надсон, Минский, Фруг... ...