"Савелий Дудаков. Этюды любви и ненависти (Очерки) " - читать интересную книгу автора

(Каждый может проверить свою грамотность, я лично на самоэкзамене
провалился.) В 1885 г. Академия наук присудила Надсону Пушкинскую премию.
Пожалуй, наиболее сильное определение места поэта принадлежит П.Ф.
Якубовичу-Мельшину: во-первых, Надсон после смерти Некрасова - "самый
талантливый и популярный из русских поэтов", а во-вторых "со времени
Лермонтова русская поэзия не знала такого красивого музыкального стиха...
Он явился не только певцом своего поколения, но юности вообще, чистоты
и свежести юного чувства, красоты девственных порываний к идеалу... "7
Напомним, что Петр Филиппович был не только поэт но и переводчик: он первым
перевел "Цветы зла" Бодлера на русский язык. Знакомство с западной поэзией
на рубеже веков кидает оценке Якубовича еще большую весомость". С немалым
удивлением мы можем прочитать у великого русского писателя В.В. Набокова
строки, перекликающиеся с приведенными выше: "Счастливее оказался
Лермонтов... В его стихах разночинцы почуяли то, что позже стало называться
"надсоновщиной". В этом смысле Лермонтов - первый надсон (с маленькой
буквы. - С. Д.) русской литературы.
Ритм, тон, бледный, слезами разбавленный стих гражданских мотивов до
"Вы жертвою пали" включительно - все это пошло от таких лермонтовских строк,
как: "Прощай, наш товарищ, недолго ты жил, певец с голубыми очами, лишь
крест деревянный себе заслужил да вечную память меж нами". Очарование
Лермонтова, даль его поэзии, райская ее живописность и прозрачный привкус
неба во влажном стихе были, конечно, совершенно недоступны пониманию людей
склада Чернышевского"8. Но в одном из писем из ссылки (из Астрахани)
Чернышевский благодарит корреспондента за присылку сборника Надсона9, лире
которого, вопреки мнению Владимира Владимировича, как и лире Лермонтова, был
присущ "прозрачный привкус неба во влажном стихе", иначе трудно объяснить
его успех у русских композиторов. Другой русский поэт в одной из статей 1910
г. выразился о нашем герое так: "Чтобы возбуждать сочувствие, надо говорить
о себе суконным языком, как это делал Надсон"10. Вспоминается литературный
анекдот об одесском назойливом нищем, славившемся тем, что ему никто не мог
отказать. Однажды в трактире он подошел к столу, за которым сидел Багрицкий
с друзьями, и стал канючить. Багрицкий встал в позу и прочел: "Друг мой,
брат мой, усталый, страдающий брат, Кто б ты ни был, не падай душой!".
Послушав немного, нищий удалился. Торжествующий Багрицкий произнес
сакраментальную фразу: "Даже он не вынес Надсона!" В советское время Надсона
издавали и в малой и в большой сериях "Библиотеки поэта", всегда
сопровождаемых сочувственной статьей. В литературе 80-х годов XIX в. его имя
всегда соседствовало рядом с именем Всеволода Гаршина - дети одного
поколения, оба безвременно сгоревшие.
Но если Лев Николаевич все же вчитался бы в стихи Надсона, то он, к
своему удивлению, обнаружил бы строфы, под которыми не постеснялись бы
подписаться сам Фет или (позже) Бальмонт. (Толстой понимал: "...у Фета уже
есть такая смелость, впадающая в декадентство. Есть грешки, неясные
вещи"11.) Например, дивное пьяняще музыкальное "В лунную ночь":

Серебристо-бледна и кристально ясна
Молчаливая ночь над широкой рекой.
И трепещет волна, и сверкает волна,
И несется и вьется туман над волной.