"Савелий Дудаков. История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв " - читать интересную книгу автора

"Лествице" (т.е. в наиболее древних византийских источниках. - С.Д.); но в
других апокрифах их совсем нет. На этом основании можно думать, что все
апокрифы внесены в "Палею" уже в позднейшее время переписчиками"18. Так что
ссылка на какие-то эсхатологические настроения у евреев в ХII-ХШ вв.,
вызвавшие антииудейский пафос "Палеи", в основе которой все-таки лежали
византийско-греческие источники, необоснованна.
Еврейско-христианская борьба, вопреки мнению В.М. Истрина, была не
столько связана с "жизненными потребностями, возникшими, очевидно, при новых
обстоятельствах"19, сколько с осознанием собственной истории и собственной
значимости в ней, ибо только в том случае, если Божья благодать по
"отверженьи жидовьсте" была воспринята святым Владимиром, следовало считать,
что "богоизбранность" стала атрибутом православной церкви: "Апокрифические
сказания как нельзя более подходили к основной цели "Палеи" - показать
преобразовательный смысл ветхозаветных событий; большая часть из них и
возникла из той идеи, что Ветхий Завет был образом Нового Завета, и состоят
из сопоставления ветхозаветных событий с новозаветными... Гораздо более
приспособлен к основной цели "Палеи" "Заветы 12-ти патриархов"... Заветы
вставлены: в "Палее" после рассказа о смерти Иакова... Обращения к жидовину
и указания пророчественного смысла в словах патриархов вставлены не во всех
"Заветах", как следовало, бы ожидать, согласно с характером "Палеи", а
только в четырех заветах - Рувима, Симеона, Левия и Иосифа; но эти обращения
и указания довольно большого объема, составлены довольно искусно и потому
едва ли могут принадлежать простому переписчику "Палеи". Очень может быть,
что "Заветы" внесены в "Палею" если не самим составителем (т.е. византийским
автором. - С.Д.), то ее славянским переводчиком и редактором (т.е.
болгарским писцом. - С.Д.)"20. Приведем несколько примеров из указанных
"Заветов": "Разумей же ты, жидовине, яко добре оуказуетъ Рувим apxiepeя
Христа, иже за вся смерти вкоусивъ по Левгiю apxiepeй бывъ... яко сынове
ваши с вами во блоуженiи истлеютъ, сиречь яко не познавше Сына Божия и
растлевшеся въ языцехъ, въ Левгiи неправдоу сотворятъ. сиречь Иисусъ
Христосъ по левгитскоу iepeй бысть. i его же iюдеи копiемъ прободоша. но не
возмогоутъ противоу Левгiи. яко рать Господню боретъ. познайжеся жидовине.
рать Господню почто вмени, понеже Господоу противишася. на кресте
пригвоздисте волею страждоуща. его же во гробе печатлевше положисте. но и
печатемъ целом сохраненом соущемъ, воскресе изъ гроба безъ истлешя, темже
онъ рече: не возмогожа... вы же окаянши, на оукоры и на поносъ и на обличеше
оставлени есте во все языкы... вы окаяннiи., вы же в неправде пребываете,
того ради в моукоу осоудетеся рече... и отлоучитеся от неправды и быти его
сыноу и оугодникоу. смотри же оубо яко и прежде векъ"21.
С этим обстоятельством была связана и борьба за канонизацию "крестителя
Руси" в качестве святого, особенно проявившаяся с конца 30-х годов XI в.,
"после утверждения в 1037 г. русской митрополии, когда в Киев прибыл
греческий митрополит, а с ним, разумеется, и целый греческий клир"22.
Поэтому любые возможные притязания "окаянныхъ жидовьстh" на сохранение
истинности веры по Ветхому Завету были, с точки зрения древнерусского
книжника, не только антихристианскими, но и антирусскими.
В то же время, надвигающаяся на Русь тень монголо-татарского нашествия
и ощутимая государственная раздробленность и разобщенность являлись теми
жизненными реалиями, которые следовало сопоставить с библейской историей
некогда могучего и "избранного Богом" народа.