"Александр Дейч. Гарри из Дюссельдорфа (о Генрихе Гейне)" - читать интересную книгу автора

держит экзамен на аттестат любви. Это так и было. Когда Гарри приехал в
Гамбург, он мечтал увидеть Молли, как он звал про себя Амалию. Но тут его
ждало разочарование: Амалия вместе со своей матерью Бетти была в отъезде,
и Гарри пришлось ждать встречи с кузиной. Он выразил свое волнение в
письме к закадычному другу Христиану Зете: "Радуйся, радуйся: через четыре
недели увижу я Молли. Вместе с ней вернется моя муза ко мне.
Два года я уже не видел ее. Старое сердце, чего ты так радуешься и
бьешься так громко!"
Долгожданная встреча состоялась в городском особняке дяди, на
Юнгферштиге. Амалия плавно плыла по сверкающему паркету гостиной,
отражаясь в зеркалах с золочеными рамами. Гарри показалось, что она
обращается с ним мягче и нежнее, чем в Дюссельдорфе. Она даже взяла его на
прогулку по городу, и Гарри сидел рядом с ней, небрежно откинувшись на
бархатные подушки большого ландо, между тем как кучер в высоком цилиндре
ловко пощелкивал бичом, подгоняя пару серых лошадей. И все же между ними
не возникало ничего похожего на дружбу. В мягкой улыбке Амалии Гарри видел
нечто, охлаждавшее его снисходительностью, а любой намек на фамильярность
с его стороны она отводила самым решительным образом.
Ночью, ворочаясь с боку на бок на соломенном тюфяке в комнате, снятой у
вдовы Ротбертус, Гарри многое передумал. Его мучило, что он попал в
какой-то чужой и страшный мир, где деньги безжалостно топчут все добрые
человеческие чувства. Да, город Гамбург, с его стотысячным населением,
нарядными улицами и жалкими окраинами, с кораблями, привозящими товары со
всех концов света, с его торгашеским, черствым духом, мало соответствовал
настроениям Гарри. В этом городе менял и банкиров, колониальных торговцев
и маклеров он учился ненавидеть всевластье денег. Горько посмеиваясь над
своим положением "племянника великого Гейне", Гарри писал Христиану Зете:
"Мне живется хорошо. Я сам себе господин, я держусь независимо, гордо,
твердо, неприступно и со своей высоты вижу людей далеко внизу такими
маленькими, прямо карликами, и это приятно мне. Ты узнаешь тщеславие
хвастуна, Христиан?.. Правда, что Гамбург-гнусный, торгашеский притон,
здесь много девушек, но не муз..."
И тут же Гарри жалуется, что муза как будто изменила ему, предоставила
одному отправиться на север, а сама осталась дома, испуганная
"отвратительными коммерческими делами, которыми он занимается".
В Ренвилле Гарри ждал отдых. Здесь он уже не должен был ходить на
службу в банкирскую контору, выслушивать наставления Гирша и попреки дяди.
А главное, здесь он видел Амалию и утром, и днем, и вечером, когда хотел.
Он встречался с ней и за обедом в богатой столовой, и в тенистых аллеях
парка, и на берегу Эльбы.
Правда, Амалия редко бывала одна: ее всегда сопровождала старая тетка с
бесчисленными бородавками на бугроватом красном лице или какая-нибудь
приживалка, которых было немало в доме Соломона Гейне. Нередко к Лмалии
приезжали подруги, такие же чопорные, жеманные девицы. Бывали и молодые
люди, расфранченные, самодовольные, все это были сыновья богатых
родителей, уверенные в том, что они могут купить все на свете. Среди них
был один, особенно неприятный Гарри. Звали его Ион Фридлендер, и говорили,
будто его отец один из самых богатых землевладельцев во всей Пруссии. Он
ходил важно и степенно, словно ему было не семнадцать, а семьдесят лет,
опирался на черную трость с белой ручкой из слоновой кости, знал наизусть