"Александр Дюма. Эрминия" - читать интересную книгу автора

Утром следующего дня его разбудил плотник, принесший заказ. Славный
малый был страшно заинтригован и непременно желал знать, что же такое можно
делать с десятифутовой доской в столь маленькой квартирке. Для себя он это
объяснял лишь исключительной любовью заказчика к дереву и потребностью
всегда иметь его под рукой. Не удержавшись, плотник спросил, куда положить
доску.
- В умывальную.
- А как поставить?
- Прямо, прислонить к степе.
- Ежели б месье пожелал сказать, для чего она, мы могли бы теперь же ее
и приладить... Ежели для того, чтоб ставить на нее какие-нибудь тяжести, - а
раз месье заказал такую крепкую доску, то речь идет не иначе как о
тяжестях, - тогда снизу нужны хорошие подпорки...
- Доска предназначается для одной китайской игры, - сказал Эдуар. -
Остальное уж мое дело.
Плотник удалился.
Некоторое время спустя вошел Эдмон.
- Какие новости? - спросил его Эдуар.
- Э-э! Не очень-то радушно она меня приняла.
- Что же она сказала?
- Да почти ничего. Письмо для тебя передала.
Эдуар, раскрыв письмо, прочел:

"Мой дорогой Эдуар, благодарю тебя за браслет, но когда ты
захочешь доставлять мне своими подарками удовольствие, не вручай их через
послов столь же вызывающе глупых, как твой приятель..."

- Обо мне она упоминает? - спросил Эдмон.
- Вовсе нет! Тут все о частностях.
- Сегодня я снова отправлюсь туда.
- Как знаешь.

День прошел так, как обычно проходят дни, на исходе которых предстоит
сделать нечто гораздо более важное, чем накануне; иначе говоря, Эдуар был
поглощен одной-единственной мыслью, и все, кто встречался ему в тот день на
пути, проходили мимо, словно тени, не оставляя в его голове ни малейшего
воспоминания. Занавеси в окне напротив неизменно оставались задернутыми, и
бывали даже минуты, когда Эдуар думал, что все это ему приснилось, и не мог
взять в толк, что ему делать дальше. Стрелки стенных часов, которые, по всей
вероятности, после полуночи побегут стремительно, теперь словно замедлили
свое движение.
Одна из людских странностей состоит в том, что человек, с нетерпением
ожидающий какого-нибудь часа, склонен навязывать времени такой же быстрый
ход, какой имеет человеческая мысль. Так, Эдуар слонялся по комнате,
припоминал, как началось его приключение, представлял себе все возможные его
последствия, мечтал о неведомом мире, куда ему предстояло войти, - и остался
крайне удивлен, что на все эти занятия ушло не более пяти минут.
Однако, как бы медленно ни двигалось время, долгожданный час приходит,
и тогда, странное дело, все несущественное вмиг исчезает и уж кажется, что
час этот наступил слишком скоро.