"В ходе ожесточенных боев" - читать интересную книгу автора (Мазурин Олег)

ГЛАВА 3 КАРЬЕРА НАЧИНАЕТСЯ

Хакас притормозил у магазина «Одежда», напротив ресторана «Старый город».

— Поздравляю тебя, братишка, с успешным окончанием школы. Учителя о тебе хорошего мнения. Да и я убедился, пацан ты шустрый, сообразительный. Годишься в мафиози.

— Спасибо за доверие, шеф, — скользнула польщенная улыбка по губам Рудакова.

— А это мой подарок, — с этими словами бригадир сунул Алексею за ремень новенький пистолет Макарова. — Только не свети, и без надобности не таскай по улице. Спалят.

— Серега, ты — гений, — пожал благодарно Хакасу руку Рудаков. — Большое спасибо. Мне такая игрушка пригодиться.

— Кстати, босс выделил тебе бабло на новый прикид, — Хакас потряс перед носом Рудакова пухлой пачкой пятисоток, перетянутой желтой резинкой. — А то ходишь как босяк. Запомни, настоящий никоновец должен быть круто одетым. А также он должен проявлять крутость в своем характере, манерах и в разговоре. Следи всегда за метлой, или, проще говоря, фильтруй базар. Каждое слово в нашей среде имеет свой вес. Каждое слово надо обосновать, за него надо отвечать. За неосторожно сказанное слово могут и на пику посадить или опустить. Так что сто раз подумай, прежде чем что-то ляпнуть. Особенно, на стрелках и разборах. Здесь от слова зависит жизнь и смерть многих пацанов. Промямлил, запорол быка, стушевался и — конец твоему авторитету! Пи…ц и всей бригаде! При базаре не тушуйся, веди себя уверенно и твердо, иногда проявляй нахрапистость. Наглые, волевые и сильные в нашей среде приветствуются. И те, кто с башкой дружат. Прямолинейные ребятишки быстро попадают на кладбище или на нары. Учись, Художник, пока я жив. Бери с меня пример, если хочешь, чтобы тебя братва уважала, а враги боялись. Будь характером жестче, а то мягковатый ты, в натуре. Ломай себя интеллигента, лепи из себя гангстера!

Хакас весело ему подмигнул.

— Я из тебя сделаю настоящего мафиози! Только держи хвост по ветру и не быкуй понапрасну. Ладно, все будет пушисто. Валим в магазин, там моя подружка работает — Ольга. Приоденемся, заодно и отметим твой выпускной. Баб в магазине много — прихватим и для тебя лярву. Держи пакет с гостинцами…

Хакас протянул Рудакову звенящий бутылками тяжелый пакет. Из полиэтиленовой тары торчали хвостики разнокалиберных сырокопченых колбас, кончики желтых бананов и зеленые листья сельдерея. Алексей бережно забрал его, держа под низ.

В магазине их приветливо встретила продавщица Ольга из отдела «Мужская одежда». Чуть склонная к полноте, грудь четвертого размера, личико миловидное. На вид лет тридцать. Короткая черная юбка открывала ее аппетитные ляжки. Именно ляжки, а не бедра.

Другие продавщицы заинтересованно посмотрели на вошедших мужчин.

— Сереженька! — кинулась к Хакасу продавщица. — Молодец, что пришел, я уже соскучилась.

— Все нормаль, Оль, — ласково потрепал ее гранатовые волосы Хакас. — А это мой Кент Леха. Прошу любить и жаловать. Ему бы прикид клевый, модный. Сколько надо лавэ — забашляем. Сделай все путем, Оль, а? Ладушки?

— Оденем его по высшему классу, не переживай, Сереженька. — она весело подмигнула Рудакову.

… Через полчаса Алексея было не узнать. Выглядел он сногсшибательно: синие добротные джинсы «Левис», кожаный немецкий ремень, черная коттоновая рубашка «Вранглер», супердорогие итальянские туфли черного цвета, крутой кожаный пиджак. На левом запястье сверкали золотым сиянием часы «Касио». На груди — золотая цепь в палец толщиной. В довершении образа гангстера Оля подобрала Алексею солнцезащитные очки в модной оправе. Продавщицы из соседних отделов так и свернули шеи, таращась на него.

— В натуре, ты волшебница, Оля, — изумился Хакас, увидев прикинутого друга. — Ну, Леха, ты просто Аль Капоне.

— Да ладно прикалываться, Серега.

Дорогая одежда придавала Рудакову уверенности и раскованности. А приятная тяжесть ствола усиливал этот эффект. Казалось, он поймал Бога за причинное место! Он — всемогущ! Ему все по плечу. А спина надежно прикрыта друзьями. За ним — организация! За ним — сила! Криминальная сила. Что будет завтра ему наплевать! Главное, здесь и теперь он счастлив.

… Магазин уже не работал. Хакас и Рудаков сидели в «Мужской одежде»  в окружении Оли и четырех ее подружек. Они шумно отмечали успешное окончание Алексеем курсов молодого бойца. Шампанское лилось рекой, водка — водопадом. И как водится, шутки, веселье, смех…

— Грабитель останавливает ночью прохожего. «Мужик, бабки есть?»  — «Нет».  — «Часы?».  — «Нет часов».  — «Что есть?»  — «Ничего нет». Грабитель чешет репу. — «Да, толку с тебя мало». Заскакивает мужику на спину. — «Тогда хоть довези меня до того угла»…

Последняя фраза Рудакова утонула в море хохота. Из всех Олиных подружек Алексею понравилась та, которая меньше всех обращала на него внимание. На безымянном пальце ее он заметил обручальное кольцо. Звали ее Ангелина. Молоденькая. Куколка, да и только! Миниатюрная, ладная фигура, красивые ножки. Личико смазливое, глаза — красивые. Большие, зеленые. Губки — пухлые, алые. Сексапильная девчонка! Вот бы с ней поупражняться! Рудаков намекнул об этом Ольге. Та поняла. Под разными предлогами она удерживала Гелю, а других торопила домой. Вскоре все подруги, кроме Гели, ушли. Ангелина тоже засобиралась.

— Успеешь домой, скажешь, что считалась, — тормознула Ангелину Ольга, а затем закрыла входную дверь.

— На посошок! — воскликнул Хакас.

Пластмассовые стаканчики беззвучно поцеловались. Хакас злоупотреблял тостом на посошок. Алексей плотоядно посматривал на девушку. Она, хотя была и пьяна, поглядывала все на часы. Ее терзали два противоречивых чувства: ей хотелось уйти и остаться одновременно. С одной стороны — ее ждал дома супруг, а с другой стороны, она устала от хронического безденежья, от пустых обещаний мужа, ей надоело каждый день кушать китайскую лапшу, куриные пупки и каши на воде. А здесь хоть можно вкусно поесть и пообщаться с ребятами из другого мира, пахнущего дорогим одеколоном и шуршавшего крупными купюрами. Пусть это бандиты, но они не жадные, веселые и славные мужики.

Хакас все больше и больше лапал Олю, распаляясь не на шутку. Ангелина скромно молчала. Алексей обнял ее — она вроде не возражала.

— Геля, у тебя есть богатый любовник? — ухмыльнулся Алексей.

— Она у нас девочка серьезная, за мужем, — хихикнула Оля.

— Оля, пойдем, штаны померим, — плотоядно заулыбался Хакас, предвкушая любовную случку. И на ухо Рудакову: — Слышь, братишка, вдуй этой соске по самые помидоры. Почисть ей заодно духовку. Пройдись по унитазу. Слабо?

— Да вроде она замужняя и не горит желанием…

— А это тебя колышет? Ты пугни ее. Базаром, кулаком, хоть чем — лишь бы дала. Подави ее волю. Она слабенькая, зашугается. Тренируйся, Художник, ломать людей, и морально и физически. Заставь людей бояться тебя. Любым макаром. Ты — ходячая угроза! Пусть тебя ненавидят, но боятся. Ты же — никоновец! Вперед, салага!

Хакас с Ольгой вышли из подсобки. Ангелина насторожено замолчала. Ее щечки горели пунцовым огнем. Она стала еще краше.

— Я пойду — робко сказала Геля.

— Выпьешь и пойдешь, — постарался придать своему голосу жесткость Алексей.

И посмотрел на нее так безапелляционно, что девушка невольно опустила взгляд и стушевалась. Она поверила его тону, поверила его глазам. Он плеснул ей водки, потом — себе.

Они выпили, закусили. Рудаков решительно приблизился к девушке.

— У меня «праздники»,  — сопротивлялась она.

Но это не остановило Алексея. С установкой « я — ходячая угроза»  он прижал Гелю к стенке, и деловито стал расстегивать ей блузку. Их пальцы переплелись в яростной, но неравной борьбе. В борьбе двух противоположностей, двух начал: Иня и Яня. Ее пальцы стойко держали оборону вокруг пуговиц, а его — штурмовали перламутровые бастионы с десятком бойцов и отдаляли края блузки друг от друга. Борьба продолжалась молча. Когда он добрался до ее лифчика цвета беж, и, рванув его вверх, впился нежными поцелуями в ее розовые торчащие соски, крепость под именем «Ангелина»  пала.

Он победоносно расстегнул ширинку. «Стяг»  развивался почти вертикально. Алексей дернул молнию на брюках девушки и одним рывком стянул их вместе с бежевыми трусиками. Он развернул Гелю задом к себе. Ее аккуратная крепкая попка предстала пред ним во всей красе. Алексей наклонил девушку на прилавок, схватил ее за бедра и приступил к делу.

Ангелине жутко нравилось то, что сейчас проделывал с ней этот незнакомый бандит. И эта поза и этот агрессивный темп. Секс с постылым мужем давно не приносил ей радости. А здесь все в кайф!

…Зашел голый Хакас с полураздетой Олей. На ее глазах блестели слезы. Хакас бессмысленно улыбался. Видимо, он отведал «снежка». Явно он был на взводе. В такие минуты с ним было бесполезно спорить. Про таких обычно говорят: «у него пуля в башке»!

— А теперь кавалеры меняются дамами! — воскликнул Хакас.

Алексей и Ангелина от удивления застыли с открытым ртом.

— Сереженька… — голос Оли дрожал.

— Заткнись, дура! Базар окончен! Художник, трахни ее! Это приказ командира!

Он оттер от Ангелины Рудакова, пихнул покорную и шокированную девушку на прилавок… «Пехотинец»  решил не навлекать на себя гнев бригадира и взялся за Олю.

Потом Рудаков поинтересовался, за что он так опустил Ольгу. Хакас коротко бросил:

— Не твое дело. А если хочешь знать: просто надоела. Я всегда так с телками расстаюсь.

Больше они к этому вопросу не возвращались.

* * *

Белоснежный лайнер коснулся бетонной полосы аэродрома. Под огромными колесами вспыхнули искры и дым. Вскоре погасли. Самолет вырулил на стоянку. Заглушил двигатели. Рейс из Праги прибыл в аэропорт «Шереметьево»- 2 с полуторачасовым опозданием. Снаружи была погожая августовская погода. Плюс двадцать.

«Аэропорт! Стою у трапа самолета…»  — вспомнил популярный шлягер его молодости Тимофеев, поглядывая в иллюминатор. — «Здравствуй, моя дорогая, супердорогая столица! Я прилетел сюда в качестве арестанта. Воистину, от сумы и от тюрьмы не зарекайся! Но что поделаешь, такая профессия».

Тимофей горько усмехнулся. Потянул плененную руку — звякнула цепочка наручников. Как там его провожатый офицер-спецназовец. Не утомился, ментяра? Всю дорогу авторитет был пристегнут к менту. Так и ходили в туалет вместе. Достал его Тимофей своими походами в хвостовую часть лайнера.

Выходя из салона, пассажиры, кто с любопытством, а кто с неудовольствием поглядывали на черноволосого пассажира в одном «браслете»  и в окружении четырех плечистых мужчин в штатском. Он причинил пассажирам немало неудобств: из-за него они долго не могли вылететь в Россию. Томительные минуты ожидания, потраченные нервы. Кто им это компенсирует?

В Праге, самолет оцепили чехи- полицейские с автоматами и спецподразделение МВД «Сатурн». И пока не прибыл микроавтобус с этим особо важным русским, чешские спецслужбы не давали отмашку работникам аэропорта на взлет лайнера.

Авиапутешественники гадали. Кто ЭТО? Что за фрукт? Лидер русской мафии? Опальный олигарх? Мошенник-бизнесмен? Пока ответить на этот вопрос трудно. Но ничего, это дело поправимое: из будущих газетных и телевизионных репортажей пассажиры узнают, с кем они летели, и чем он провинился. Та сказать, страна узнает своего «героя».

Авторитет, в свою очередь, насмешливо смотрел на зевак. Что он им, зверь в зоопарке? Или музейный экспонат?..

Салон самолета опустел. Тимофея повели к выходу, спустили по трапу.

Московский РУОП гостеприимно встретил сибирского олигарха. Обилием встречающих сотрудников, настороженными взглядами и «приветливым»  молчанием. Спецы из «Сатурна»  действовали совместно с работниками доблестного РУОПа. На Тимофея надели бронежилет. Наши правоохранительные органы опасались покушения на вверенную им персону.

Менты решили устроить маскарад. Сначала перед журналистами и телевизионными операторами, под видом Тимофеева, накрыв голову черным мешком, руоповцы провели под белы рученьки своего сотрудника, и быстренько засунули в микроавтобус. В сопровождении черной «Волги»  его увезли в неизвестном направлении.

Ажиотаж спал. Представители прессы и телевидения покинули аэропорт. Тогда уже самого Тимофеева, в бронежилете и в наручниках, вывели на улицу через запасной вход и посадили в тонированный джип с синими номерами. Джип сопровождали утыканные антеннами две «Волжанки»  с проблесковыми маячками.

Кавалькада машин помчалась по Ленинградскому шоссе. Путь спецкортежа лежал в СИЗО N 2, больше известное в простонародье как «Бутырка».

Авторитет, прижатый с двух сторон дюжими молодцами, невесело смотрел на проплывающий пейзаж. Стальные «браслеты»  больно вгрызлись в его запястья. Не думал сибирский магнат, что таким нерадостным будет его возвращение на Родину.

«Крепись, Коля!»  — подбадривал себя авторитет. — «Впереди еще много испытаний. Бог терпел и нам велел. Надежда умирает последней. Прощай навсегда, заморская пайка, и здравствуй на неопределенное время, русская баланда! Как там интересно моя Настя, сын? Им сейчас будет нелегко. Существует и реальная угроза их жизни. Надо сказать Ферзю, чтобы тот удвоил охрану в коттедже и усилил бдительность. Казбек не остановится ни перед чем, лишь бы уничтожить меня и мою семью».

«СУКА!!!»

* * *

Казбек прохаживался по фешенебельному номеру «люкс»  в гостинице «Красноярск». Остановился около стола, где стоял коричневый ящичек из кедра. Достал оттуда матовую сигару «Cohiba Siglo»  с тонкими «венами»  цвета «колорадо», обрезал ее концы гильотиной и прикурил с помощью кедровой палочки. С наслаждением затянулся… Ореховый терпкий аромат заполнил комнату. Чаладзе плеснул себе немного рома «Баккарди». Авторитет продолжил мерить шагами гостиничный номер. С сигарой в зубах. И с бокалом в руках.

За ним внимательно наблюдал, сидя в кожаном кресле, его правая рука — Руслан Чоев, чеченец по национальности. Жилистый парень с черными, как смоль волосами и бородкой. Первая чеченская война посеребрили слегка его виски и бородку: военных приключений и переживаний тридцатилетнему Руслану хватило на три жизни. Война также научила его владеть любым оружием и без жалости убивать людей. Именно Чоев, ранним июньским утром, хладнокровно расстрелял губернатора Захарова.

Казбек обратился с вопросом к Руслану:

— Что там, на счет жены Тимофеева? Как к ней подобраться, ты пробил?

— Задача не из легких. Она — в своем коттедже как в неприступной крепости, там полно охраны. Стволы легальные, ребята оформлены в ЧОПе «Анаконда». Не придерешься. Кругом видеокамеры, сигнализация, проволока, останавливающие барьеры «Стоперс». Она некуда не выезжает. Еду ей привозят охранники.

— Дело плохо. Она нам нужна, очень нужна. Если она будет у нас в руках, то Тимофей будет сговорчивее. И отдаст все свои акции, как пить дать! Значиться так, Русик, надо подумать, как ее похитить.

— Вариант первый — взять штурмом. Второй вариант. Под видом ментов нагрянуть с обыском к ним. Вариант третий — перехватить охрану с едой, в них переодеться. Двое лягут на задние сиденья, одного — в багажник. Главное, ворота открыть, а там — наши дополнительные силы ворвутся.

— Думаю, вариант с ментами более предпочтителен. Только пока туда наших, настоящих ментов, направим, а там посмотрим.

— О'кэй, Вахтанг Давидович, сделаем.

— Постарайся, Русланчик, постарайся.

— Хорошо.

Казбек посмотрел на заместителя взглядом, не требующим возражения. Не терпит он, когда ему перечат. Он здесь босс, он здесь хозяин. И заказывает музыку он! И только он. Чаще — траурную, похоронную, для своих недругов и неугодных свидетелей. А порой и для своих быков-предателей и нерадивых «солдат».

Вахтанг зловеще ухмыльнулся.

— Покрутится он у меня, сучара, как уж на сковородке. Вернее, зажарю его как свинью. И заодно всю его семью.

Понятно, кого под местоимением «он»  подразумевал грузинский законник. Враг N1, убийца брата, подонок, мразь, кость в горле, чирей на заднице, конкурент по криминальному бизнесу — и все это Тимофей.

«Да будет проклят он!»  — Казбек скрипнул зубами от ненависти.

* * *

Простой учитель истории Николай Тимофеев из одного захолустного сибирского городка никогда не помышлял о карьере преступника. Учил добру и справедливости местных ребятишек, увлекался боксом, даже получил звание «мастер спорта».

Но вот грянула «перестройка». Вместо ожидаемой «эры милосердия»  наступила «эра дикой прихватизации и бандитского беспредела». Знакомые Николаю спортсмены ушли под крыло бандюгана Паши Сибирского и позвали его за собой, в славный город Красноярск. Леонид, не долго размышляя, согласился.

Смелый, волевой, решительный, а порой рисковый, Тимофеев быстро завоевал авторитет у братвы. За два года Николай прошел всю иерархическую лестницу преступного мира: «пехотинец»  — «бригадир»  — «правая рука»  — «пахан». А главой группировки он стал, после того как «Мерс»  Паши Сибирского разнесло в клочья от самодельной бомбы на Ленинском проспекте, в Москве.

Тимофей рекрутировал в свою криминальную структуру дополнительные силы: спортсменов, бывших вояк, ментов, и взял за горло сибирский мегаполис. Взял его — кинулся подминать под себя весь край. Сфера интересов — предпринимательство. Мелкий торговец-рыночник или крупный оптовик, общество открытого или закрытого центра, частное или государственное предприятие, российская или зарубежная компания — все едино, лишь бы они неукоснительно соблюдали основной рэкетменский принцип: «делись»! Деньгами, акциями, продукцией, чем угодно, но делись!

Опираясь на внушительную ОПГ и профессиональную команду киллеров из Минусинска под руководством бывшего боксера Никонова, Тимофей начал методично уничтожать всех тех, кто мешал ему на пути к цели. А целью его была абсолютная власть в крае и тотальное финансовое обогащение.

Так начиналась знаменитая «алюминиевая война»…

Первыми жертвами войны стали представители российско-американской компании SIOR. Москвичи и ньюйоркцы решили отобрать у Тимофея его прибыльное детище — акционерное общество «Красноярский алюминиевый завод». Но авторитет явно не хотел отдавать его варягам.

И вскоре, на даче, в Подмосковье, правоохранительные органы обнаружили труп одного из учредителей SIOR, известного банкира Шантора. Ему перерезали горло неустановленные следствием люди. Его компаньон Феликсов, узнав о смерти друга, решил отвезти в Генеральную прокуратуру документы, изобличавших главу КрАЗа в незаконной приватизации завода. Но так и не доехал. По дороге из аэропорта его машину обстреляли неизвестные из автомата. Феликсов, получив полудюжину огнестрельных ранений, несовместимых с жизнью, мгновенно скончался. Папка с компроматом из автомобиля исчезла.

«Вот затрещали барабаны — и отступили басурманы»…

«Американцы»  выбросили белый флаг. И забыли о КрАЗе как о страшном сне.

Но Тимофей не долго почивал на лаврах. Над ним снова сгустились тучи. Объявились новые конкуренты. Наглые, дерзкие. Мафиози-москвичи, братья Абдулаевы и ряд криминальных питерских бизнесменов. Они «неровно дышали»  к другому лакомому кусочку алюминиевой отрасли края, к заводу в Саяногорске. Чтобы заполучить контроль над этим предприятием одного из братьев Абдулаевых, вора в законе Абдулу, решением воровской сходки спустили «смотрящим»  в город Минусинск. Но Тимофея такое положение дел не устраивало: он сам «охотился»  за СаАЗом.

Авторитет обратился за помощью к Никонову (Нику).

— Михаил, братишка, у меня проблемы. На моем горизонте появились нехорошие люди. Жадные они, завистливые, не нравятся они мне. Очень не нравятся. Что скажешь?

— Ты же знаешь, Тимофей, я люблю решать проблемы, тем более, если это проблемы моих кентов. Оплата, как всегда, достойная?

— О чем базар, Ник. Разве я когда-нибудь обижал тебя?

Никонов вспомнил про успешно выполненный столичный заказ. Банкир Шантор, Феликсов. Тогда Тимофей не поскупился на «зелененькие».

— Я согласен. Почему бы ни помочь хорошему человеку.

— Вот и славненько. Сегодня к тебе прилетит мой человек. Все что тебе нужно для дела, он привезет с собой. Встречай его.

— Хорошо…

Ник, получив солидный аванс, бросил в бой молодых «солдат», лет по восемнадцать — двадцать.

И Абдула погиб. От «тэтэшной»  пули. Во дворе своего дома. Вместе с водителем-охранником. Убийца стрелял им в затылок. С убойного расстояния. Местный пацанчик-бандит по прозвищу Измаил. А выманил своих «клиентов»  на улицу киллер просто. Пару раз ударил ногой по машине вора — и ее хозяин вкупе с телохранителем вышли на зов сработавшей сигнализации.

Следующими жертвами оказались трое подручных законника. Их расстреляли в упор из «калашей»  в маленьком кафе c детским названием «Сладкоежка». В течение года в патриархальном Минусинске гремели выстрелы, лилась кровь. Еще восемь сторонников Абдулы полегли на поле брани.

Убийц спустя год нашли. Кому дали семь лет, кому девять, а кому и пятнадцать. Кто-то ударился в бега. «Заказчиком»  и «козлом отпущения»  правоохранительные органы признали салагу-«п ехотинца»  по фамилии Миллер. Щупленький, невысокого роста, он и не походил своей комплекцией на киллера. Но с калаша прибалтийский немец стрелял непревзойденно. Метко и хладнокровно.

Никонов тогда не засветился: непосредственно салагами руководил тогда его бригадир — Никита Старший, а «бугра»  бойцы не выдали, как их опера не кололи.

С тех пор на СаАЗ уже никто больше не покушался. Но война продолжалась. За другие заводы, за другие предприятия. Люди гибли пачками: «быки», «бригадиры», «авторитеты», «воры в законе», «положенцы», «барыги», чиновники. На городских кладбищах появлялись аллеи «гангстерской славы». Как грибы после дождя повырастали мраморные памятники, стелы, скульптуры и бронзовые бюсты «героев»  криминальных сражений. Неизвестные бойцы покоились в братских могилах под железными табличками. Правда, без Вечного огня, почетного караула и торжественных салютов в их честь.

Сам Тимофей, отличаясь завидной живучестью и изворотливостью, пережил пять или шесть покушений на свою особу, но остался в живых. Однажды о том, что он «заказан»  ему сообщили представители солнцевской мафии. Заказчик, лидер одной из красноярских ОПГ, был вскоре убит.

В конце концов, беспощадная и кровопролитная война закончилась. Тимофей вышел из нее победителям. Отныне он владел контрольными пакетами акций ведущих заводов и комбинатов края. Эти предприятия (вполне легально) приносили новоиспеченному сибирскому магнату баснословную прибыль. Тимофей занялся продажей оружия за рубеж — и преуспел! Выручал хорошие деньги. Не брезговал бандит-коммерсант и торговлей левой водки. В особо крупных размерах. А это тоже золотое дно! Не гнушался «крышеванием»  официального бизнеса, не забывая «охватить неустанной заботой»  дельцов и теневого: разных там наркодилеров, сутенеров, водочных королей, владельцев казино и хозяев интим-салонов. Авторитет скупил на корню местные СМИ, образовал политическое движение, ввел во властные структуры своих людей. С целью укрепления своего имиджа, он не жалел денег на благотворительные нужды: спонсировал детские дома, музеи, спортивные команды. Популярность его в крае была невероятная. Дети сочиняли о нем стихи и писали сочинения. Народ придумывал о нем байки…

* * *

Мелко-оптовый рынок ООО «Минусинская ярмарка»  являлся торговым и культурным центром Новой части города. Сюда приходил простой люд, чтобы купить что-нибудь дешевле. Знали — здесь не магазин, можно и поторговаться. Народ ходил по рядам и от нечего делать глазел на товар, общался со знакомыми. Здесь бывал почти весь Минусинск. Горожане также не упускали случая зайти в какое-нибудь базарное кафе (на территории рынка существовало их великое множество), чтобы перекусить или глотнуть пивка. А иногда и справить день рождения. А порой и напиться до одурения и устроить со своим другом состязания по ушу, выясняя, чья школа лучше. Школа «пьяной свиньи»  или школа «танцующего бухарика»? ..

Вчерашние филологи и физики бойко торговали китайским товаром, итальянскими колготками и белорусским трикотажем. Продавцы не жили, а выживали. За место отдай, бандитам и ментам плати… Авансом — вмененный налог. А тут и потребительский отдел кушать хочет. И СЭС, и налоговая полиция. Назначают штраф за штрафом. Попробуй, накорми этих дармоедов досыта! А если еще отнять от цены себестоимость проданного товара — чистой прибыли с гулькин нос! Вот и чешут репу барыги: что это за бизнес? Так, детишкам на молочишко и коммерсанту на новые трусы.

Вот на этот рынок и определили Рудакова с одним новеньким парнем по кличке Федор. С Федором они познакомились во время учебы на базе.

Так как «Минусинская ярмарка»  входила в сферу интересов никоновской группировки, то в обязанности новоиспеченных бандитов вменялось следить за порядком на рынке и собирать дань с продавцов. Неофициально должность у них называлась интересно: «специалист по улаживанию конфликтов». А официально они числились стажерами частной охранной фирмы «Барракуда». Они ходили по рынку с портативной кассовой машинкой, брали деньги и выбивали чек. Рынок к тому же охранял вышеупомянутый ЧОП «Легион», а начальником секьюрити был бывший лейтенант милиции. Бандиты и охранники дружили.

Эксцессов пока не наблюдалось — дань торговцы платили исправно. Попинали только парочку наркоманов и какого-то пьяного скандалиста и все. Работа была не пыльная: смотрели телевизор, играли в нарды, карты и гадали сканворды. Питались тоже на убой. Алексей снял себе квартиру за тысячу рублей и таскал каждый день полные пакеты продуктов к себе домой и к матери. Мать радовалась, что он теперь постоянно с ней.

— Ты у меня один, сынок, остался. Никого, кроме тебя, роднее у меня в этом мире не осталось. Береги себя, Алеша.

— Не переживай, мама, все будет хорошо.

Знала бы она, под какое рискованное дело ее чадо подписалось, и в какое дерьмо оно по уши залезло…

* * *

Художник стоял у рыночного прилавка и болтал с молоденькой продавщицей. А вдоль рядов шел светловолосый мужчина крепкого телосложения. Гладко выбритый, подтянутый. Он остановился у прилавка с канцелярией и стал выбирать фломастеры. Медленными неторопливыми движениями. Сам спокойный как удав. Немногословен. Речь не быстрая, плавная. Казалось, человек заторможен. Но первое впечатление было обманчиво. Кто-кто, а Рудаков, знал, что в этом человек заложена большая физическая сила, ловкость, хорошая реакция и устойчивая психика.

Алексей узнал мужчину. Это был его бывший одноклассник Виталий Моисеев. После интернатовской восьмилетки Рудаков завершал среднее образование в «обычной»  школе N 9. Там они и познакомились.

Майор милиции Моисеев когда-то служил в СОБРе УБОП УВД Красноярского края, воевал в Чечне. Теперь он занимал должность начальника уголовного розыска при местном Управлении внутренних дел.

Художник уважал Виталия. Настоящий мужик, ломом подпоясанный, спец в различных единоборствах. Причем, Моисеев когда-то являлся его первым сэнсеем. Вместе бегали в лес, занимались каратэ…

Пять лет они не виделись.

Алексей окликнул однокашника.

— Привет, Виталя!

Виталий встрепенулся, узнал Рудакова, но не показал радости, а только нахмурился, окатил однокашника ледяным взглядом. Тот поежился и поумерил свой пыл.

— Привет, привет…

— Как жизнь?

— Да, помаленьку. Все ловим бандитов, а их все больше и больше становится. Даже из Москвы приезжают к ним в услужение. Вот уж не ожидал от тебя, Леха, что ты к отморозкам примкнешь. Просто в голове не укладывается. Как же ты так, Леша? Гуси полетели?

— Зигзаг судьбы.

— Дурак ты, Леха. Тебе жить надоело! Либо свои замочат, либо мы тебе дырку в башке твоей пустоголовой сделаем! А в тюряге ты еще не сидел? Оформим! Опомнись, Леха! Ты попал как кур во щи. На тебе уже срок висит лет шесть — пятнадцать только за участие в банде этого отморозка Никонова.

— Поздно, Виталя. Назад уже хода нет.

— Да, не думал, что у тебя крыша поедет. Ладно, каждый выбирает на свою задницу свой геморрой. В гости не приглашаю, сам понимаешь, не так поймут коллеги. Да и получается, мы с тобой отныне непримиримые враги.

— Говорят, у тебя дочка родилась?

— Родилась. Анютой назвали.

— Поздравляю.

Возникала долгая пауза. Первым ее нарушил Моисеев.

— Ладно, пока.

И без обиняков:

— Смотри, не попадайся мне — бошку отстрелю. Я — меткий.

— А я за бруствер укроюсь…

И они разошлись по разным сторонам баррикад, с обидой друг на друга. Разговор оставил на душе Рудакова тяжелый осадок. Он дорожил дружбою с Виталием. Но отныне им не по пути. А кто кого пристрелит? Жизнь рассудит. Чему быть, того не миновать.

— А кто это? — спросила любопытная продавщица.

Художник грубо ее оборвал. Негоже бабе лезть не в свое дело.

* * *

Гангстерские будни текли своим чередом. Как курочка по зернышку, Рудаков от дела к делу, набирался опыта, вникая помаленьку в уркаганские дела.

Как- то встретил его на улице хороший знакомый.

— Привет, Алексей!

— Привет, Иван!

— Слышал, что ты в мафиози подался.

— Ошибаешься, я частный охранник.

— Ладно, я все понимаю, реклама тебе ни к чему. У меня такое дело, только на тебя надежда…

— Базарь, что случилось? — Алексей внутренне улыбнулся: он все больше и больше осваивал воровское арго.

— Я одному козлу бабки одолжил, хорошие бабки. Двадцать тысяч долларов. Под 5 % на год. Продал мамашкин коттедж в Крае. Думал на проценты «японку»  себе купить. А он в отказ пошел, говорит, деньги все в обороте и на данный момент ему нужны. Пугает какими-то бандюганами. Помоги по старой дружбе долг вернуть. У меня Денис в университет поступает, на платное отделение. Да и хочу дела в бизнесе поправить.

— Ладно, перетру эту тему с кем надо, вечером звякну. Кстати, как твоего должника кличут?

— Буров Петр. У него отделы с бытовой техникой «Технорай».

— Ладно, жди ответа.

Вечером Рудаков переговорил с Хакасом.

— Буров? — уточнил фамилию бизнесмена Хакас и рассмеялся.

— Ты чего, Серега?

— Просто он однажды такое учудил, что до сих пор я над ним потешаюсь. Было это на заре рэкета. Вломились мы как-то с Рыжим к нему на хату, а он на столе бабу прет. Увидел нас, с обрезами, в масках, и голышом, не задумываясь, с пятого этажа сиганул. Живой, черт, остался, только ноги переломал. А бикса клевая, ухоженная, ладная, на столе от страха застыла, ходули классные раскинула — минжа нараспашку. Так и просится на член. Я и не удержался. Пока Рыжий золотишко и хрусты в пакет сгребал и по быстрому шарил по хозяйским закромам, я телку на скоряк отчпокал. Кстати, она сейчас в налоговой инспекции работает, как-нибудь покажу ее потом.

Одноклассники расхохотались. Первым закончил веселиться Хакас. И перешел к делу. Он проинструктировал молодого бойца, о чем и как говорить с клиентом. Алексей, зарубив на носу основополагающие инструкции от бригадира, позвонил Ивану на «трубу».

— Расписка есть?

— Есть. Только не заверенная нотариусом.

— А подпись его есть? Число, паспортные данные?

— Это все присутствует на бумажке.

— Расклад такой: 50 % долга тебе, 50 % — нам. Согласен?

Коммерсант задумался на время, тяжело вздохнул и коротко бросил.

— Идет.

… На следующий день у автовокзала была «кинута стрела»  азербайджанцам. Буров являлся их подопечным. Магомет, спиртовой король юга края, прибыл точно вовремя на стрелку. Прикатил он к автовокзалу, естественно, со своими боевиками и на двух джипах: «Гранд Чероки»  и «Опель Фронтера». Хакас для устрашения соперника появился на двух джипах и легковой машине «Ниссан Блюберд», с внушительной толпой со стволами.

Братки высыпались из машин и насторожено озирались. Руки они держали в карманах и за бортами пиджаков. Каждый из них готовил для своего противника свинцовый гостинец. А может, даже два или три. А то и все тридцать. Все зависело от размера обоймы или рожка.

Напряжение нарастало.

Возбужденные кучки расступились и выпустили вперед свои «наконечники». Своих лидеров. Уполномоченных вести переговоры или выражаясь блатным языком разводить рамсы. Их слова решали очень многое. В том числе жить или умереть сегодня рядовому бойцу-бандиту.

Хакас предъявил расписку Магомету и сказал пламенную речь.

— Магомет, ты меня знаешь, я под сомнительные дела не подписываюсь. Барыга работает с нами, просил разобраться. Вот расписка, вот доказательства. Здесь на лицо явный кидок. Твой коммерс должен вернуть нам баблосы с процентами. Все по чесноку. Я думаю, не стоит нам понапрасну проливать кровь наших пацанов из-за какого-то кидалы. Тем более, ты сам знаешь моих пацанов, они ребята отчаянные, подметки на ходу оторвут. Да и давно в деле не были.

Азер сверкнул глазами. Заиграли желваки на смуглом щетинистом лице Он прекрасно понимал, что сила и правда не на его стороне, но терять лицо ему не хотелось.

— Допустим, мои джигиты ни в чем не уступают твоим, Хакас. Они храбры, с оружием обращаются виртуозно. Силой нас не запугаешь…

Хакас кивнул с усмешкой.

— А твой коммерсант? Глупый он, вай, деньги направо-налево раздает незнакомым людям. В следующий раз ему может не повезти. Пусть благодарит Аллаха за то, что вы его курируете…

Хакас снова кивнул, с достоинством.

— Ладно, мы обяжем его выплатить вашему подшефному бабки. И штраф ему еще влупем за то, что создает нам проблемы. Думаю, мы поладили, Хакас, — кавказец протянул Донову сильную руку. — Пока!

— Постой, Магомет, вопросик есть. Ты случайно не знаешь, кто в моего босса шмалял? Может, краем уха слышал?..

— Точно знаю, что это не мы, нам нечего с вами делить. И на эту я стрелку приехал с чистыми помыслами и мирными намерениями. Может, кого-нибудь из края прислали, там такие разборки… Если что узнаю, сообщу.

— Все пушисто, Магомет. До встречи!

И они разошлись как в море корабли…

Рудакова Ник поблагодарил:

— Растешь, растешь, Леха. Правильным пацаном становишься: учишься лавэ для братвы зарабатывать! Хвалю! Хакас даст тебе премиальные.

* * *

Один коммерсант не захотел вставать под никоновскую «крышу».

— Не по тому адресу зашли, ребята. Я бывший спецназовец ГРУ, у меня подвязки везде в силовых структурах. В Минусе, Абакане. У вас будут большие неприятности, если вы придете ко мне еще раз с таким предложением, — гордо бросил им в лицо бизнесмен.

Бандиты вежливо откланялись. Барыгу «пробили»  на причастность к той или иной «крыше». По нулям. Врал, выходит, экс- гэрушник. И служил он не в ГРУ, а в ВДВ. И здесь коммерсант спижонил.

— Сожгите его лайбу, — распорядился Ник.

Это задание поручили бригаде Северянина. Тот отрядил на дело Рудакова, Амбала и Федора. Амбал — за старшего.

Коммерсанту недавно пригнали с Владивостока классную тачку «Ниссан Примьера»  прошлого года выпуска. Новенькая. Блестит лаком. Цвет ярко-красный. Бизнесмен не нарадовался на дорогое приобретение, гордился им, хвастался перед друзьями. Он лелеял тачку, мыл, тер ее, чуть ли не ежедневно. Жена его даже ревновала к ней!

В обед он обычно приезжал на машине домой и ставил ее на прикол у подъезда. Это обстоятельство и учли никоновцы при подготовке акции-предупреждения. Акция должна была произведена средь бела дня, дерзко, вызывающе, с налетом показной наглости…

В один прекрасный день, в то время, когда коммерсант как всегда уплетал бифштексы, к его «Нисану»  подъехала синяя «девятка»  Амбала с форсированным двигателем. Помимо хозяина «Жигулей», квадратного парня со сломанным носом, в салоне находились сам Алексей и Федор в вязаных черных шапочках с прорезями для глаз. Спецоперация проходила без сучка и задоринки. Роли и обязанности были четко распределены. Алексей выскочил из машины и монтировкой разбил боковое окно (завыла сигнализация), а Федор плеснул в салон из канистры бензин. Бросил туда горящую спичку…

Огонь вспыхнул мгновенно — загорелись кресла. «Мстители»  заскочили в машину. И вовремя! Коммерсант уже вылетал из подъезда с перекошенным от бешенства лицом. В руках он сжимал охотничье ружье. «Девятка»  резко стартовала — коммерсант выстрелил!

Мимо!

«Жигули», жутко визжа протекторами, скрылась за поворотом соседнего дома. Иномарка уже красиво полыхала.

Коммерсант од досады разбил ружье об асфальтированную дорожку.

— Суки!!! Уроды!!! — кричал он.

Слезы текли по его щекам. Он бегал вокруг горящего автомобиля и стонал:

— Гады!!! Подонки!!! Ненавижу!!!

Выскочила жена торгаша. Стала оттаскивать мужа от машины: вдруг она взорвется! У мужика был сильнейший шок. Как так, среди бела дня, не боясь никого и ничего, сожгли его ласточку! Он столько пахал, пахал, и вот, в одночасье — машины нет! Столько «зелени»  на ветер! Отморозки! Они не остановятся ни перед чем.

Позднее ему позвонили и предупредили:

— Мужик, если ты ничего не догнал пока, то в следующий раз красный петух заберется в твой магазин. Или кирпич упадет тебе прямо на ногу, или, хуже того, на голову. Бац! Очнулся — открытый перелом… В ментовку не обращайся — бесполезно. Так что, раскинь мозгами, мужик…

Коммерсант от досады стукнул кулаком по столу.

— Сволочи!!!

Как он не хотел растерзать в клочья этих мерзавцев, он прекрасно понимал, что ему их не достать. И платить ему этим вымогателям все равно придется.

* * *

Вечером, когда Рудаков и Федор играли в «очко»  на рынке и попивали разливное пиво «Бархатистое», заедая сочными шашлыками из свинины, прибыл на своей красной «Мазде»  Северянин. Бригадир деловито бросил «пехоте»:

— Хватит в карты резаться. Дело есть. Прыгайте в тачку, поехали.

Федор, белобрысый курносый парень с толстыми губами, засуетился, полез в машину. Алексей, плюнув на субординацию, деловито сел рядом с Северянином. Бригадир по дороге объяснил суть дела:

— Заедим за одним пацаном, потом на деловую встречу.

— Ствол надо брать? — поинтересовался Рудаков. Его «наградной»  Макаров лежал в тайнике на съемной квартире.

— Нет, не надо…

Братки промчались по Новой части города, где большинство домов в пять-девять этажей, переехали мост через протоку — и вот они уже в Старом Минусинске.

Справа — Спасский Собор. Сверкает позолотой куполов и крестов. Светится желтой краской. За ним — знаменитый краеведческий музей им. Мартьянова. Слева белеет здание с колоннами. Это — драмтеатр, неоднократный лауреат премии «Золотая маска». В свое время в нем играл артист Андрей Панин, известный всем по сериалу «Бригада»  (опер Каверин). Далее — типография, военкомат (бывшее здание дореволюционной Городской Думы) и прочие древние сооружения. Всем строениям в Старой части более ста лет.

Северянин проследовал прямо по улице Комсомольская, и, не доезжая до бревенчатых домов декабристов Мазгалевского и братьев Крюковых, свернул на улицу Октябрьская. Проехал мимо квартала купеческих домов, мимо шикарного четырехэтажного дома Виллера в стиле ампир. Повернул налево, на улицу Ачинская. Оставив слева здание Соцобеспечения, углубился в частный сектор…

* * *

Юру Пакуева в трехлетнем возрасте подбросила к дверям детской больницы его мать-забулдыга. На маленькой ручке малыша она коряво написала: «ЮРА». Вначале Юра попал в детский дом, потом в школу-интернат. Учиться он не любил, а любил заниматься спортом. Одинаково хорошо играл и в футбол и баскетбол и в хоккей, отлично бегал на лыжах и коньках. Выступал на краевых соревнованиях, становился чемпионом, брал призовые места. После школы уехал на Север зарабатывать деньги.

Как-то герой-ударник соцтруда Пакуев поехал домой в отпуск. Вез он с собой кучу денег, чтобы своей нареченной купить золотишко, а себе — «Москвич». В поезде к нему подсели какие-то мужики, предложили выпить. Покоритель Севера с легкостью согласился. Дальше Юра ничего не помнил, сознание отключилось. Проснулся поутру — а денег-то нет!

В родном городе Пакуева ждал еще один неприятный сюрприз. Невеста, узнав о его финансовых трудностях, послала его подальше. Она не горевала: у нее был «запасной аэродром»  в лице отпрыска директора овощебазы. С машиной, с «баблосами», с кооперативной квартирой. У Юры с горя крыша поехала. Подкараулил он как-то бывшую суженую вместе с поклонником и затеял шумную разборку. Ухажер — парень трусоватый — достал перочинный нож, хотел испугать северянина, но Пакуев не понял шутки юмора, отобрал нож и «удачно»  воткнул в счастливого соперника. И так «удачно», что зарезал того.

…В данном уголовном деле Юра очень рассчитывал на то, что его преступное деяние квалифицируют как «убийство, совершенное при превышении необходимой обороны». А по этой статье максимальное наказание предусматривалось два года. Но на суде эта сучка, злая на бывшего возлюбленного, заявила:

— Нож первым достал этот мерзавец!

— Вы имеете в виду, подсудимого Пакуева? — уточнил судья.

— Да. Это был его нож, гражданин судья! — и гневно, на весь зал, вперившись ненавистным взглядом в поникшего Юру, заорала. — Убийца!!!

Минусинская Фемида при вынесении приговора приняла во внимание столь важное свидетельское показание и определила убийце долгих семь лет.

Читинская, а потом Иркутская система уголовных наказаний с распростертыми объятьями встретила «свеженького»  ЗэКа — Пакуева. Однокрытником, т. е. сокамерником Юры, одно время был знаменитый лидер бауманцев — Глобус. У Юры до сих пор хранится подаренная авторитетом фотография, где Глобус и его подруга запечатлены венчающимися в церкви. Жалко Пакуеву, что при отсидке он не пересекся еще с одним знаменитым заключенным Тулуна — Япончиком (Иваньковым). Интересно было бы с ним пообщаться.

…Отведав лагерной баланды и закалившийся в тюремных горнилах, зэк с погонялом «Северянин»  через семь лет покинул колонию. Пакуев не стал долго ломать голову над трудоустройством и продолжил криминальную карьеру в бригаде своего однокашника Никонова.

Хотел Юра отомстить своей бывшей пассии, да сатисфакция не состоялась. Жизнь смазливую вертихвостку сама покарала. И сурово! Ее убил из ревности четвертый по счету муж.

Рудаков до сих пор и не без усмешки вспоминает один эпизод, связанный с Пакуевым. Им было лет по четырнадцать. Однажды Юра привел Рудакова к двоюродной сестре чая попить. Поболтав о том, о сем, Пакуев вышел за хлебом. Сестра его, Татьяна, тридцатилетняя особа, месяц назад развелась с мужем и испытывала определенный сексуальный голод. Она так странно стала смотреть на Алешу, что тот засмущался. Предложило сыграть на раздевание. Рудакова это заинтриговало, и он согласился. Естественно, Таня проиграла. Как кролик на удава, смотрел завороженный Алеша на постепенно раздевавшуюся женщину. Раньше Алексею приходилось иметь дело только с одноклассницами, а тут, пожалуйста — зрелая женщина! Пышная растительность между ног, а не три волосинки как у ровесниц Рудакова. Грудь как грудь, а не девчачьи прыщики! Ляжки так ляжки, а не две ходули! Захотелось потрогать. А она с него трико вместе с трусами — хрясть и сняла! Затащила на себя — и давай его понужать! Не успела засопеть, как Леша расстрелял в ее разгоряченное нутро всю обойму спермы. Но она оказалась женщиной понятливой, не обиделась. Попоила его кофеем, покормила его котлетками, и взялась за его молодого петушка. Сперва ловкими ручками, а затем и шаловливым ротиком. Леше очень это понравилось! И он уже сам взгромоздился на девицу. И понеслось душа в рай! А Юра, зараза, все не шел. Занятие по сексологии продолжались долго. После уроков Леша, словно на крыльях, летел в родной интернат: уж очень ему понравилось секс-рандеву с опытной женщиной.

Там Алеша встретился с Пакуевым и Никоновым. А у них — пир горой! Пиво, лимонад, шоколад, колбаса! Царский ужин по тем временам! Девчонки — честные давалки из параллельного класса — с ними тусуются. Пацаны угощают Рудакова, смеются, называют его почему-то своим благодетелем. А Рудаков чувствует какой-то подвох, спрашивает Юрика:

— Откуда изобилие, своровали что ли? И почему вы меня подкалываете?

— Ну, как тебе Танька? Знойная женщина?

— Ты знал, что так будет?

— Конечно, Леха! Она же за это заплатила мне!..

— ?

— А ты думаешь, на что мы гуляем, Леха?

— Ну, ты фрукт, Юра! Ну, ты и…

— Танька без мужика — ей трудно. Попросила найти смышленого паренька. Вот я ей и помог. Не бесплатно, конечно. А что, ты же доволен? Доволен. Вон как харя сияет. И нам тоже хорошо! Правда, Миха! — обернулся к Мише Пакуев.

И как захохочет! Аж до слез! А Никонов тоже засмеялся и показывает Рудакову большой палец. Мол, молодец, Леха! Так держать!

* * *

Вот и нужный дом. Бревенчатая изба, редкий покосившийся палисадник. Чахлые кусты смородины. На зеленых облупленных воротах краской выведена цифра: «сорок семь».

Северянин два раза просигналил. Залаяла собака. Из калитки вышел долговязый худощавый парень лет двадцати. Прищурился. Узнав Северянина, улыбнулся.

— О, Северянин, привет! Привет, пацаны! Что-то срочное?

— Болт, прыгай в тачку — дело есть.

Парень послушно сел в машину. Они тронулись в путь. Из Старой части города братки через другой речной мост проследовали в Новую. Миновав всю улицу Тимирязева, они уперлись в гору Лысуха. Свернули налево, в сосновый бор. Болт недоуменно спросил:

— Северянин, а че, мы в лес забурились? Че, здесь делать?

— Во-первых, не чмокай, а так соси. Во-вторых, новые стволы сегодня купили — надо апробировать.

— А-а, — понимающе протянул Болт.

Рудаков и Федор молчали.

Заехали в самую глушь. Все вылезли из «Мазды». Осмотрелись.

Неожиданно Пакуев ударил со всей силы Болта в пах. Тот завопил от боли и рухнул на колени.

— За что!!!

Град ударов обрушился на несчастного парня. Рудаков и Федор недоуменно наблюдали за избиением Болта.

— Северянин, что я сделал! Пощади!

— Ты, падла, не выполнил приказ! Ты не замочил тех двух наркош, что залезли в хату к Рыжему! Тварюга!

— Да я их не видел! Они слиняли из города! — размазывая кровь по лицу, выкрикивал Болт.

— Здесь они, пидор! Это кореша твои бывшие! Один из них даже с твоей сеструхой живет! Ты даже знаешь, на какой фатере они зависают!

Удар, еще удар! Болт лишь скулил от боли. В руках Пакуева появился «Вальтер». Болт, увидев пистолет, завизжал как поросенок перед убоем. Пронзительно и страшно. Резко вскочил на ноги и, превозмогая боль, хотел бежать, но Северянин в прыжке сбил его на землю. Болт растянулся на траве.

— Мочите его! — приказал бригадир.

Рудаков с Федором принялись обрабатывать парня от всей души. Спустя некоторое время Болт затих. Он был весь в крови, в опавших хвойных иголках и земле. Ослушник тихо завывал.

— Харэ, пацаны! — крикнул Пакуев. Он протянул Алексею пистолет. — Грохни его, Художник!

Рудаков ощутил в ладони тяжелую рифленую ручку «Вальтера». Его бросило в жар:

«Так просто взять и убить человека?»

В ногах его появилась противная слабость. На лице Алексея явно читалась нерешительность.

— Ну! — гневный взгляд Северянина впился в глаза Рудакова.

Вены на висках бригадира вздулись. Он достал другой пистолет. Американский «Кольт»  М 1911. Никелированный, с перламутровой ручкой и с семью патронами в магазине. Решительно направил его на Рудакова.

— Давай!!! Ну-у-у!!! — яростно заорал Северянин.

Рудаков прекрасно понимал, что если он в сию минуту не подчинится приказу бригадира, то сам будет застрелен. Даже не смотря на то, что они бывшие друзья и одноклассники. Приказы не обсуждаются.

Алексей медленно поднял пистолет на уровне груди обезумевшего от страха Болта. Тот стоял на коленях. Глаза его расширились от ужаса. Его рот был полон обломков зубов и крови. Болт лишь неистово мычал.

— Стреляй!!! — неистово крикнул Северянин, и вслед — нецензурное выражение.

Рудаков, инстинктивно зажмурив глаза на миг, выстрелил…

Звук выстрела ударил в уши, раскатисто отразился от черно-желтых стволов и погас. Загалдели растревоженные птицы. Дымок рассеялся. Остро запахло пороховой гарью.

Когда Рудаков пришел в себя, Болт лежал на спине. Пуля попала ему в горло. Зрачки парня широко открылись. В них еще теплилась жизнь. Но она стремительно угасала. С каждой секундой.

Как нелепо умирать посреди такой красоты: изумрудный вечерний лес, веселое щебетание птиц, красивый закат…

Болт дернулся и навечно затих. Его душа полетела в царство теней…

Черная большая муха села на лоб покойника. Белки глаз парня закатились и застыли. Кровь сочилась из горла мертвеца и запекалась бурым цветом. На тренировочных штанах Болта, между ног, темнело пятно со специфическим запахом. Алексей с отвращением отвернулся. Он заметил, что джинсы запачканы кровью.

— Молодца, братишка! — похвалил его бригадир, забрал у Рудакова пистолет и платком деловито стер с него отпечатки пальцев. — Теперь мы с тобой повязаны, как звенья одной цепи.

Федора тоже трясло. Северянин вытащил из бардачка бутылку водки, а из багажника — лопату.

— Бойцы, хлебните водки — и за работу! Надо похоронить этого…

Северянин кивнул в сторону мертвеца. Алексея тошнило, он, будто отпетый алкоголик, схватился с жадностью за бутылку, открутил пробку и, чихая и морщась, сделал несколько больших глотков. Федор, испугано косясь на Рудакова, тоже припал к огненному источнику. Они жахнули еще. Рудаков взял в руки лопату…

Неделю Рудаков отходил. Иногда напивался втихомолку. Не мог забыть окосевшие глаза Болта, не мог поверить, что он стал убийцей, настоящим убийцей…

— Что с тобой, сынок, — видя его состояние, спрашивала мать.

— Все ниш…, все в порядке, мама, — успокаивал ее Алексей.

Но время лечит. Переживал, переживал Алексей свое горе какое-то время, а потом заключил с совестью мировую и успокоился.

Он еще раз убедился в одной старой истине: «Все пройдет!»

* * *

Как интересно устроена жизнь. Когда-то, Рудаков уже начинал карьеру преступника. Было тяжелое время. Развод его родителей, уход из института. Личностный кризис. В это непростое время он пересекся с Доновым. У того тоже был душевный надлом: смерть отца, алкоголизм матери, уход из большого спорта…

Братья по несчастью забирались на крышу Серегиной пятиэтажки, пили водку, изливали друг другу душу, и раззадоренные спиртным, ехали в Абакан искать приключения на свою задницу. Сначала просто задирались на прохожих, а потом стали их грабить.

… В этот декабрьский день они снова пошли на дело. С ними был еще один парень по кличке Буратино. Приметили в магазине мужика с бутылкой вина. Догнали его в парке. Потенциальной жертве поступило предложение, от которого было трудно отказаться, а именно: отдать просителям на совершенно безвозмездной основе бутылку и «гордо»  уйти в «прекрасное далеко». Иначе его будут бить, «и возможно ногами». И возможно сильно. Тот категорически не согласился с вымогателями. За это он был жестоко избит и ограблен. Добыча в виде бутылки вина и рубля мелочью перекочевало из кармана потерпевшего в кармане демисезонного пальто Рудакова.

Неожиданно его подельники побежали. Рудаков тоже. Где-то выла милицейская сирена. Алексей заметно отстал от Сергея и Буратино. Он видел, что друзья перемахнули через парапет, окружавший парк, пересекли дорогу и углубились в гаражи. Вдруг кто-то задел по его ноге. Рудаков обернулся и обмер — перед ним стоял сержант милиции, запыхавшийся и без шапки. Он видимо бежал за Алексеем и пытался сбить его подсечкой, но не получилось. Рудаков сунул руку в карман и ухватился за горлышко — сержант отпрянул, думая, что у грабителя нож. Алексей швырнул бутылку в сторону милиционера и перемахнул через препятствие. Скрылся он в том же направлении что и его кореша. Сержант без помощи сослуживцев (они в это время, в «синеглазке», застряли на перекрестке: поток машин на главной дороге отрезал им путь) не решился преследовать троих грабителей.

Если бы тогда сержант оказался половчее и сумел задержать Рудакова, то парень бы сел в тюрьму года на четыре. И никогда бы Алексей, после того как порвал с Доновым, не восстановился в институте, а потом бы не перевелся в Москву. Но чуть-чуть не считается. Правда, все возвращается на круги своя. И снова появляется шанс сесть, но теперь уже по более серьезной статье, чем тогда, в юности. По новому уголовному кодексу Российской Федерации это статья сто пятая — «убийство». Если, конечно, это дело раскопают и докажут его вину.

А пока гуляй, Художник! Не пойман — не вор! А что впереди? Никто не знает. Может только господь Бог? И то Он, наверно, не придумал еще в своем небесном сценарии, что Леше Рудакову дальше делать.

Поживем — увидим.

* * *

В ресторан «Тагарский»  радостно влетели омоновцы. С нарочитым шумом, с истошными криками и угрозами… Пакуев, умудренный жизненным опытом, упал сразу на пол, Рудаков замешкался. А зря! Кто-то из блюстителей порядка, не задумываясь, въехал ему в лицо прикладом…

Это пусть в цивилизованной Японии тамошние полицейские постигают секреты молодого единоборства — айкидо и с помощью его, стараясь не причинять тяжких телесных повреждений (в избежания уголовной ответственности), задерживают своих узкоглазых преступников. А у наших ментов все надежно и просто, по рабочее — крестьянки. Бей пока не посинеет, а потом — пока не побелеет. Главное, чтобы задерживаемый не успел достать ствол или рыпнуться. У нас, в отличие от японской якудзы, мафия отмороженная по самую голову — могут с кулаками броситься на стражей порядка, могут и пику под ребро засунуть, а могут и пальнуть. Что и говорить — нелюди!

В глазах Алексея вспыхнуло яркое созвездие, то ли Ориона, то ли Большой Медведицы, и он, с грохотом опрокидывая стулья, упал на ковровую дорожку. Навзничь. Губы и нос были разбиты. Сломаны и передние зубы. Рот вмиг наполнился соленой кровью и осколками зубов. Ручьи алого цвета щедро хлынули на подбородок и шею, проникая за воротник рубашки.

— На пол, суки! Лежать и не двигаться! Ноги раздвинуть. Руки за голову!

Рудакова рывком перевернули на живот. Дюжий омоновец придавил коленом голову Художнику, а другой спецназовец, не менее сильный, навалился на Алексея и заломил ему больно руки. Третий мент плотно приставил ствол автомата к голове Алексея. Раздался щелчок — холодный металл надежно пленил запястья. Рудаков чтобы не захлебнутся кровью, сплюнул вязкую солоноватую жидкость на пол.

— Че плюешься, сука! — тяжелый ботинок спецназовца «поцеловался»  с ребрами бывшего психолога.

Резкая боль ударила в бок — Алексей замычал.

— Глохни, падаль!..

Появился старший оперуполномоченный ОУРа — капитан Царев. Кряжистый, приземистый, лупоглазый. Важный как индюк.

Кого-то из посетителей пригласили быть понятыми. Рудакова и Северянина подняли на ноги и обыскали. На столе появились документы, бумажники, мобильники, презервативы, деньги, ключи, зубочистки, носовые платки… Другой опер — старший лейтенант Иванов старательно фиксировал в протоколе название предметов. Слава богу, что работники из криминальной сферы сразу, по приходу в ресторан, сдали пистолеты своему человеку — гардеробщику. А тот их спрятал, как и положено, в тайник, в гардеробной. А не сделай братки этого, то дюже возрадовались бы найденному оружию бравые мусора и огорчили бы до невозможности лихих хлопцев-бандюганов.

Итак, ничего запрещенного не нашли. Сняли наручники. Заставили братков стоять, широко раздвинув ноги и упершись руками в стол. Стволы короткоствольных «калашей»  держали их под неусыпным прицелом.

— Смотри, чтобы наркоту или пушку тебе не подбросили, — учил его бригадир. — Они мастера на подлянки…

— Молчать! — Северянина ударили автоматом.

— Утрись, — Царев кинул презрительно платок Алексею. С интересом повертел в руках паспорт Северянина. — Так-так, Пакуев Юрий Викторович, собственной персоной. А Вы, гражданин, или как сейчас модно называть, господин Пакуев, случайно не знакомы с Супрун Андреем Львовичем по кличке Болт?

— Понятия не имею, в первый раз слышу.

— Но ведь Болт входит, или входил, в вашу шайку, товарищ Пакуев.

— Я - бизнесмен, товарищ капитан, а не уголовник. (Пакуев в насмешку повысил в звании Царева) И ни в какой шайке я не состою. А с такой перхотью как Болт, Шмолт, Гайка, Гвоздь, я не общаюсь.

— Ясненько. А где Вы были 17 августа вечером?

— С подругой на даче. Она подтвердит.

— Подруга — лицо заинтересованное. А вот соседи Супруна утверждают, что к его дому подъезжала красная иномарка. Японского производства. У Вас же красная «Мазда», Пакуев?

— Ну и что. Мало ли красных иномарок в крае. Их хоть пруд пруди. А перекрасить любую тачку в красный цвет — проще пареной репы. Было бы желание. Так что, товарищ капитан, это не аргумент. Любите вы нашего брата по любому поводу хватать, тем более, если он уже раньше привлекался. А я давно встал на честную дорожку…

Царев поморщился.

— Знаем мы эту песню. Вы задерживаетесь на трое суток по подозрению в исчезновении Супруна, а возможно и его убийстве. Распишитесь здесь. И Вы тоже, — кивнул в сторону москвича Царев.

Никоновцы внимательно прочитали протокол и поставили свои росписи.

Пакуева снова «окольцевали». Он улыбнулся.

— Валяйте, только ничего у вас не получится, гражданин начальник, я здесь ни при чем.

— Посмотрим.

Бригадир посмотрел на Рудакова. У того вся рубашка в крови. Засмеялся.

— Привыкай, брат. Издержки профессии, — и наклоняясь к столу, уже шепотом. — Срочно возьми пацанов и этих соседей — за жабры, пусть в отказ идут.

Рудаков кивнул, а «бугра»  увели омоновцы.

… Пацаны все сделали правильно, малость припугнули свидетелей, семейную пару лет пятидесяти. Достаточно было супругам увидеть крутые тачки и стокилограммовых громил с бритыми головами. От их «вежливых»  улыбок сквозило угрозой и могильным холодом. А лаконичная спартанская фраза: «если что — спалим», брошенная Хакасом, возымела действие на перепуганных стариков. Ведь дом — это самое ценное, что было у них, и лишаться крова на старости лет им никак не хотелось. Они дружно отказались от первоначальных показаний. Мол, обознатушки, ребятушки. И машина приезжала к Супруну не красная, а зеленая. И не иномарка вовсе, а отечественный драндулет. А за рулем сидел не коротко стриженый бугай, а рыжий, рыжий, конопатый, бородатый и горбатый…

Дело застопорилось. У сыщиков не было самого главного — бездыханного тела Болта. А если нет трупа — значит, нет и дела. А подозрения, дедуктивные и индуктивные размышления, к делу не пришьешь. Ни белыми нитками, ни красными.

И вскоре Северянина отпустили на все четыре стороны, а заявление матери Супруна об исчезновении сына пополнило и без того огромный розыскной список без вести пропавших.

…У Рудакова болезненно заживала губа. В память о ментовском захвате над верхней губой остался малозаметный беленький шрам. А в душе потерпевшего поселилась жгучая и устойчивая ненависть к правоохранительным органам (особенно — к ОМОНу).

Когда Художник невзначай вспомнил о ресторанном инциденте в болтовне с Северянином и посетовал о том, что омоновец тогда перестарался, «бугор»  жестко бросил:

— А ты как хотел? На войне как на войне. Попадись он к тебе в лапы, еще неизвестно чтобы ты с ним сотворил. Может, оголенные провода ему в уши засунул, а может быть, забил бы до смерти! Мы — их враги, они — наши, и этим все сказано. Они в нас будут стрелять, а мы в них. Спасибо, что сейчас не осень и не зима, и что мы не на улице. А то поваляли бы нас в грязи или в снегу конкретно. Могли и по асфальту рожей прокатить, как по наждачке. Кровью бы тогда умылись. Нам еще повезло, что ребра и почки целы, мы только пылью измазались. А пыль — это херня. Взял и отряхнулся. Вот так то, брат.