"Александр Дюма. Ночь во Флоренции при Алессандро Медичи " - читать интересную книгу автора

Алессандро вы вознамерились представить трагедию, испрашивает милости быть
принятым в труппу.
- Хорошо, пусть подождет, - сказал Лоренцо. - Я заперся и работаю; в
скором времени я открою дверь, тогда пусть входит.
Потом, обернувшись к Луизе, он произнес:
- А ты, дитя мое, надень маску, чтоб никто не проведал, что ты
приходила сюда. Пройди через кабинет, из него потайная лестница выведет тебя
прямо во двор.
- Прощай, мой Лоренцо! Скоро ли мы увидимся?..
- Наверное, этой ночью. Кстати, где сейчас твой отец, Луиза?.. Ты не
решаешься ответить? Понимаю, секрет не твой. Храни же его...
- О нет! Какие могут быть секреты от тебя, Лоренцо?.. - воскликнула
девушка, возвращаясь в раскрытые ей объятия. - Отец в монастыре Сан Марко, в
келье фра Леонардо. Прощай же!..
Уже на лестнице она обернулась, чтобы послать Лоренцо прощальный
воздушный поцелуй, и порхнула вниз по ступеням, легкая, как расправившая
крылья голубка.
Он постоял, наклонившись над перилами, пока глаза его различали девичью
фигуру в темной спирали лестницы; когда она скрылась, он пошел отпереть
дверь и вернулся в кресло за столом, где всегда под рукой лежал пистолет с
богатой золотой насечкой.
Человек, о ком доложил слуга, через секунду появился в дверях.

VII СЦЕНА ИЗ ТРАГЕДИИ РАСИНА

Это был мужчина тридцати - тридцати пяти лет, в юности, должно быть,
являвший собой один из лучших образчиков той суровой, величавой красоты, что
встречается на юге Италии; но с годами сценические навыки придали особую
подвижность его физиономии, а тяготы жизни преждевременно придали
серебристый оттенок волосам и бороде, так что теперь почти невозможно было
разглядеть прежнего человека под маской лицедея, представшего перед
Лоренцино.
Лоренцино скользнул по его лицу пронизывающим взглядом, казалось
обладавшим даром читать в глубинах сердец; затем, первым нарушив молчание,
которое комедиант хранил, несомненно, из почтения, произнес:
- Так это ты меня спрашивал?
- Да, монсиньор, - отвечал актер, делая несколько шагов к столу.
Но Лоренцино остановил его жестом вытянутой перед собой руки.
- Минуту, приятель, - сказал он. - Я положил себе за правило, что
людям, знающим друг друга не больше, чем мы, следует беседовать, находясь на
известном расстоянии.
- Смею заверить монсиньора, что мне слишком хорошо известно, какое
расстояние разделяет нас, чтобы преступить его первым.
- Как, мошенник? - сказал Лоренцино, показывая в подобии улыбки белые и
острые, как у лисицы, зубы. - Не претендуешь ли ты, между прочим, на
остроумие?
- По правде сказать, монсиньор, - ответил актер, - нет ничего
удивительного, если из того каскада острот, что бил из моих уст за все
время, как я играю в вашей комедии "Аридозио", отдельные брызги остались у
меня на кончике языка.