"Александр Дюма. Катрин Блюм (Женский роман) " - читать интересную книгу автора

повеселей!
И он, в свою очередь, вышел из дома, но не через основную дверь, а
через дверь пекарни, у стены которой находилась конура мэтра Косоглазого.
Сопровождаемый по пятам собакой (кусочек хлеба сгладил в ее представлении
все неприятное, связанное с возвращением в будку), Франсуа скрылся из виду,
особенно не заботясь об участи Матье Гогелю, которого он оставил наедине со
своей картошкой.


Глава IV

Крик зловещей птицы

Едва Франсуа скрылся из виду, как Матье поднял голову, и на его лице,
обычно столь неподвижном, промелькнуло выражение ума и хитрости. Затем,
услышав, что шаги молодого человека замерли в отдалении, и звука его голоса
не стало слышно, он на цыпочках подошел к столу, на котором стояла бутылка с
вином. Благодаря своим косым глазам, он мог наблюдать одновременно за той
дверью, в которую вышел
дядюшка Гийом, и дверью, за которой исчез Франсуа.
Приподняв бутылку, он принялся рассматривать ее на свет, который
разлился по дому- с появлением солнечных лучей, чтобы увидеть, сколько
жидкости уже было выпито и, следовательно, сколько еще можно выпить, чтобы
это не было особенно заметно.
- Ага! А мне-то этот старый скряга вина не предложил! И, словно, чтобы
исправить упущение дядюшки Гийома, Матье поднес к губам горлышко бутылки и
сделал три или четыре глотка огненного напитка с такой скоростью, словно это
было целительное средство, не произнося при этом ни "гм!" как дядюшка Гийом,
ни "ух!" - как Франсуа. Затем, услышав шаги в соседней комнате, быстрой
неслышной походкой и с невинным видом, который обманул бы даже Франсуа, он
вернулся на свое место на скамейке у камина и принялся петь песенку, которая
стала модной после того, как драгуны королевы долгое время квартировали в
замке Вилльер-Котре.
Матье уже дошел до второго куплета, когда на пороге двери, ведущей в
пекарню, показался Франсуа.
Чтобы показать свое безразличие к присутствию Франсуа, Матье Гогелю,
без сомнения, продолжил бы пение бесконечного романса и не прервал бы
второго куплета, но Франсуа остановил его.
- Ага! - сказал он. - Теперь ты еще и поешь!
- А разве запрещено петь? - спросил Матье. - Если это так, то пусть
господин мэр опубликует указ и торжественно оповестит об этом, и никто
больше не будет петь!
- Нет, - ответил Франсуа, - это не запрещено, но это приносит мне
несчастье!
- Почему?
- Потому что когда первая птица, пение которой я услышу утром,
оказывается совой, я говорю себе: "Это плохо!"
- То есть это значит, по-твоему, что я - сова? Ну ладно, сова, так
сова! Я могу быть кем угодно! - и, предварительно поплевав на ладони, он
сложил их рупором и издал крик, удивительно напоминающий грустный и