"Александр Дюма. Графиня де Шарни (части 4-6)" - читать интересную книгу автора

твердым взором; наконец, принцесса Елизавета, которой уже исполнилось
двадцать семь лет, однако телесное и душевное целомудрие окружало ее чело
нимбом непорочно-чистой юности. Люди смотрели на них, видели королеву,
склонившуюся над сыном, видели подавленного короля, и ярость их уходила, ища
другой предмет, на который могла бы излиться. Она обрушивалась на
телохранителей, и толпа оскорбляла их, обзывая их - благородных и
преданных! - подлецами и предателями; к тому же на возбужденные головы людей
из народа, по большей части непокрытые и разгоряченные скверным вином, что
они пили в дешевых кабачках, струило свой жар стоящее в зените июньское
солнце, и лучи его порождали некую огненную радугу в меловой пыли, которую
подняла бредущая по дороге бесчисленная толпа.
А что сказал бы король, возможно, еще питавший иллюзии, ежели бы знал,
что некий человек вышел из Мезье с ружьем на плече, намереваясь убить его,
за три дня проделал шестьдесят лье, пришел в Париж, увидел там его такого
жалкого, несчастного, униженного, что покачал головой и отказался от своего
намерения?
Что сказал бы он, когда бы знал про некоего подмастерья столяра,
который был уверен, что короля после бегства немедленно предадут суду и
казнят, и потому пошел из Бургундии в Париж, чтобы присутствовать при суде и
казни? По пути владелец столярной мастерской растолковал ему, что это дело
долгое и произойдет не сразу, предложил погостить у себя; молодой
подмастерье остался у него и женился на его дочери.
То, что видел Людовик XVI, было, наверное, куда более впечатляюще, но
не столь ужасно, поскольку, как мы уже упоминали, утроенный щит невинности
защищал его от злобы народа и отражал ее на его слуг.
После того, как выехали из Сент-Мену, примерно в полулье от города,
толпа увидела, что по полям во весь опор скачет старый дворянин, кавалер
ордена Святого Людовика: орденский крест был у него в петлице; поначалу
народ решил, что тот примчался сюда из простого любопытства, и расступился
перед ним. Старик со шляпой в руке приблизился к дверце кареты и отдал
поклон королю и королеве, титулуя их величествами. Народ, только что
осознавший, у кого подлинная сила и истинное величие, возмутился, оттого что
его пленникам отдается титул, который по справедливости принадлежит ему;
послышались ропот и угрозы.
Король уже научился распознавать этот ропот; он слышал его вокруг дома
в Варенне и понимал, что он означает.
- Сударь, - обратился он к старому кавалеру ордена Святого Людовика, -
королева и я тронуты знаками почтения, которые вы столь публично выказали
нам, но, ради Бога, уезжайте отсюда: ваша жизнь в опасности!
- Моя жизнь принадлежит королю, - отвечал старик, - и, если я умру за
своего государя, мой последний день будет самым счастливым в моей жизни.
Кое-кто из народа слышал эти слова, и ропот усилился.
- Уезжайте, сударь, уезжайте! - воскликнул король и, высунувшись из
кареты, обратился к народу: - Друзья мои, прошу вас, пропустите господина де
Дампьера.
Те, кто стоял около кареты и расслышал просьбу короля, повиновались и
расступились. К несчастью, чуть дальше всадник и лошадь были стиснуты
толпой. Всадник горячил лошадь уздою и шпорами, однако толпа была настолько
плотная, что даже при всем желании не могла бы пропустить его.
Началась давка, закричали женщины, заплакал испуганный ребенок, мужчины