"Александр Дюма. Парижане и провинциалы (Собрание сочинений, Том 55) " - читать интересную книгу автора

несмотря на эти два неудобства, достоинством контраста и, благодаря
непрекращающейся суете их многочисленных обитателей, выглядевшие на фоне
праздной, беспечной и роскошной жизни города беспокойным, вечно озабоченным
улеем, исполняющим нравственное предназначение жизни - необходимость
постоянно трудиться. Все это превращается как по мановению волшебника,
вышедшего из мастерской классической архитектуры, в огромные, широкие,
тщательно вылизанные проспекты, которым, несмотря на восхищение парижских
буржуа, с гордостью взирающих на них, вполне можно поставить в упрек
монотонное однообразие их великолепия. Очаровательные лавочки и мастерские,
с детства привычные нашему взгляду, мало-помалу исчезают, не поведав нам,
что стало с их скромными обитателями, как исчезли те балаганные подмостки на
бульваре Тампль, где жители предместий изумлялись шутовским выходкам Бобеша
и Галимафре, в то время как провинциал застывал на месте от восторга, увидев
в приоткрытую дверь, охраняемую служащим Курция, добродетельную Сусанну,
одеяние которой состояло лишь из ее собственного целомудрия, меж двух
похотливых старцев, и бессмертный суд царя Соломона с фигурами настоящей
матери, обманщицы и ребенка, которого чуть было не разрубили на две части!
Прощай, старый Париж! Прощай Париж Филиппа Августа, Карла VI, Франциска
I и Генриха IV! Полукруглые своды, стрельчатые арки, круглые витражи прожили
свой гранитный век; владельцы домов обязаны заново красить или очищать их
фасады каждые три года; строительный шнур торжествует, малярная кисть
царствует!
Еще несколько лет - и от семнадцати прошедших веков, начиная с терм
Юлиана и кончая Триумфальной аркой на площади Звезды, от всех этих
разрушающихся памятников не останется ничего, кроме воспоминания, смутного и
неопределенного как тень, уцелевшего лишь в памяти некоторых фанатичных
поклонников живописности.
Однако, как ни быстро исчезает всякий след на земле, не может быть,
чтобы те наши читатели, что достигли зрелого возраста и живут в Париже, уже
забыли даже название той улицы, из которой вырос Севастопольский бульвар.
Мы имеем в виду старую и почтенную улицу Бур-л'Аббе.
Улица Бур-л'Аббе представляла собой некий просвет, появившийся
благодаря случаю (мы говорим "благодаря случаю", потому что наши славные
предки даже и не задумывались о тех гигиенических требованиях, которыми
озабочены современные городские власти) в сплетении улочек и переулков,
соединявших улицы Сен-Дени и Сен-Мартен. Хотя ей было далеко до блеска и
величия ее прославленного преемника, столь безжалостно поглотившего ее,
улица Бур-л'Аббе была чище и шире соседних улиц, на ней гораздо легче
дышалось и по ее тротуарам можно было даже отважиться прогуляться, имея
некоторую возможность уклониться от брызг грязи или столкновения с
повозками, безостановочно сновавшими взад и вперед по ее мостовой.
Итак, в 1846 году улицу Бур-л'Аббе или, точнее (поскольку мы говорим о
целом, подразумевая его часть), острый угол, образовавшийся там, где
Бур-л'Аббе выходила к улице Гренета, занимала - сегодня мы сказали бы
"украшала" - лавка, вывеска которой сохранила дух вычурной простоты наших
предков.
На доске, подвешенной на стыке двух стен, висел гигантский цветок,
лепестки которого по какому-то волшебству, не имевшему ни малейшего
отношения к садоводству, переливались всеми цветами радуги. Это чудо
искусства, чтобы помочь тем, кто мог принять цветок за экзотическое растение