"Александр Дюма. Бастард де Молеон (Собрание сочинений, Том 17) " - читать интересную книгу автора

надеждой.
- Сразу же после ужина, - пообещал рыцарь.
- Прекрасно, - потирая руки, сказал Фруассар. - Вы были правы, мессир
Эспэн де Лион, монсеньер Гастон Феб подождет.
И после ужина бастард де Молеон, выполняя свое обещание, начал
рассказывать мессиру Жану Фруассару историю, которую вам предстоит
прочитать; мы позаимствовали ее из одной неопубликованной рукописи, лишь
взяв на себя труд изменить в повествовании первое лицо на третье.


II

О ТОМ, КАК МЕЖДУ ПИНЬЕЛОМ И КОИМБРОЙ
БАСТАРД ДЕ МОЛЕОН ПОВСТРЕЧАЛСЯ С МАВРОМ,
У КОТОРОГО СПРОСИЛ ДОРОГУ, А ТОТ
ПРОЕХАЛ МИМО, НЕ ДАВ ОТВЕТА

Чудесным июньским утром 1361 года всякий, кто отважился бы блуждать по
равнинам Португалии в сорокаградусную жару, мог видеть, как по дороге из
Пиньела в Коимбру едет верхом фигура, за описание которой наши современники
будут нам признательны.
Это был не человек, а полный набор рыцарских доспехов, состоявший из
шлема, лат, наручей и набедренников, копья в руке и маленького висевшего на
шее щита; над всей этой грудой железа развевался султан из красных перьев,
над которым сверкал наконечник копья.
Эти доспехи прочно сидели на коне, у которого разглядеть лишь можно было
его черные ноги и сверкающие глаза, ибо, подобно своему хозяину, он исчезал
под боевой броней, покрытой сверху белой попоной, отороченной красным
сукном. Время от времени благородное животное встряхивало головой и ржало,
больше из ярости, чем от боли: значит, слепень пробрался под складки
тяжелого панциря и нещадно его жалил.
Всадник же прямо и твердо держал стремена, словно прикованный к седлу;
казалось, он с гордостью бросает вызов этой жгучей жаре, которая
обрушивалась с багрового неба, воспламеняя воздух и иссушая траву. Многие -
никто не упрекнул бы их за это в изнеженности - позволили бы себе поднять
решетчатое забрало, которое превращало шлем в сушилку, но по уверенному
виду, благородной невозмутимости рыцаря было ясно, что он даже в пустыне
щеголяет силой своего характера и стойкостью перед тяготами воинского
ремесла.
Мы сказали "пустыня", и, действительно, местность, по которой проезжал
наш рыцарь, вполне заслуживала этого названия. Это была своего рода долина,
глубокая ровно настолько, чтобы собирать на дороге, по которой следовал
рыцарь, самые испепеляющие лучи солнца. Уже более двух часов стояла такая
жара, что долину покинули даже ее самые выносливые обитатели: пастухи и
стада, которые по утрам и вечерам появлялись на ее склонах в надежде
отыскать хоть какие-нибудь высохшие, ломкие травинки, теперь спали в тени,
укрывшись за изгородями и под кустами. Вокруг, насколько хватало глаз,
напрасно было бы искать путника, столь отважного или, вернее, столь
нечувствительного к зною, чтобы он был в силах передвигаться по этой земле,
которая, казалось, состояла из пепла сожженных солнцем скал. Только тысячи