"Дэйв Дункан. Меченные проклятием" - читать интересную книгу автора

похитительница юности,
хранительница того, что было,
и того, чему суждено быть, созидательница концов и начал

1

В Далинге это началось, когда Тибал Фрайнит свернул на улицу Феникса.
Гвин помогала Тобу, мальчишке-конюху, сменить пшеничный снопик над
дверью. Нужна-то она была лишь тогда, когда мимо проезжала повозка, грозя
опрокинуть приставную лестницу вместе с Тобом и снопиком, однако ее
присутствие расхолаживало уличных мальчишек, которых так и подмывало
опрокинуть лестницу. А чтобы не терять время понапрасну, можно было
подмести мостовую перед домом - привлекательнее она от этого не
становилась, но все-таки входящие занесут внутрь меньше грязи на подошвах.
Подмести могла бы и служанка, да только тогда времени ушло бы в два раза
больше. А она рада была предлогу выйти на улицу. Ей чудилось, что она
теперь неделями остается в четырех стенах.
Тем временем прислуга, конечно, сидит себе посиживает, ест и болтает
вместо того, чтобы работать. А утро в гостинице - самое хлопотное время.
Последние постояльцы только что съехали. Пора убрать в конюшне, натаскать
воды, перестелить постели, поставить печься хлеб, проветрить тюфяки,
наводить чистоту и порядок. И еще надо опять окурить комнату "Фламинго":
никак не удается вывести клопов - памятку, которую оставили после себя
моряки, переночевавшие там на прошлой неделе.
Утреннее солнце озаряло узкие улочки Далинга, точно улыбка младенца.
Каменная кладка отливала медью, словно буковая кора. Булыжники
полированными островками поднимались над окружающей грязью, и мостовая была
точно расстеленное рядно, ковер из булыжника, кое-где залитый вонючими
лужами - но и в них весело отражалось солнце. Почти все фасады были
слепыми, но бронзовые решетки немногих окон приветливо блестели, а все
двери были выбелены известью и сверкали, как снежные шапки на горных
вершинах.
Улица Феникса кишела пешеходами и всадниками, кучки зевак обменивались
свежими сплетнями. Каждые несколько минут мимо прогромыхивала запряженная
волами повозка, и почти за каждой бежали ребятишки, примериваясь, как бы
прицепиться к ней, а возчик грозно покрикивал на них. Лоточники зычно
оповещали о своем товаре и останавливались поболтать с женщинами в дверях.
Старая связка пшеницы ударилась о булыжник и превратилась в облако
пыли и обломки сгнившей соломы как раз на том месте, которое Гвин только
что кончила подметать. Она сердито прищелкнула языком и протянула Тобу
свежий снопик. Он взял его молча. Даже собственная мать не назвала бы его
сметливым. Единственным достоинством Тоба была глупость, мешавшая ему быть
нечестным.
Гвин принялась разметать остатки соломы, чтобы колеса и копыта истерли
ее в порошок. Она старалась не думать о том дне, когда тридцать шесть
недель назад над дверью был повешен рассыпавшийся снопик - дне, таком же
жарком, каким обещал быть этот. Она вот так же стояла у лестницы, только на
лестнице был не скудоумный мальчишка-конюх, а сам Кэрп. Теперь кости Кэрпа
истлевали в безымянной могиле где-то под Толамином. А потом - моровая
язва... и Карн с Налном последовали за своим отцом. И она осталась совсем