"Фридрих Дюрренматт. Судья и палач [D]" - читать интересную книгу автора

рюмку водки, он полчаса назад покинул ресторан, чтобы пойти в Тванн; в
ресторане он пробыл не более пяти минут.
Чанц начал думать, что же делал старик, но долго раздумывать ему не
пришлось: не очень широкая дорога требовала всего его внимания. Он миновал
мост, у которого они ждали, и поехал через лес.
Тут с ним приключилось нечто странное и зловещее, что заставило его
призадуматься. Он ехал быстро и вдруг увидел блеснувшее внизу озеро,
ночное зеркало между белыми скалами. По-видимому, он достиг места
преступления. Вдруг от скалы отделилась темная фигура и явно подала знак,
чтобы машина остановилась.
Чанц невольно остановился и открыл правую дверцу машины, хотя сразу же
пожалел об этом, так как его осенило, что то, что происходит сейчас с ним,
случилось и со Шмидом за несколько секунд до того, как тот был застрелен.
Он быстро сунул руку в карман и схватил револьвер, холод металла успокоил
его. Фигура приближалась. И тут он узнал Берлаха, но напряжение его не
спало, он побелел от охватившего его ужаса, не осознавая причины. Берлах
склонился к нему, и они уставились друг на друга; казалось, это длилось
часами, хотя прошло лишь несколько секунд. Никто не произнес ни слова, и
глаза их словно остановились.
Затем Берлах сел в машину, и Чанц снял руку с револьвера.
- Поезжай дальше, Чанц, - сказал Берлах; голос его прозвучал равнодушно.
Чанц вздрогнул, услышав, что комиссар обратился к нему иа "ты"; отныне
это обращение утвердилось.
Только миновав Биль, Берлах прервал молчание и спросил, что Чанц узнал
в Ламбуэне. "Теперь нам, пожалуй, все-таки следует называть эту дыру
по-французски", - добавил он.
На сообщение о том, что ни Кленин, ни Шарнель не считают возможным
визит убитого Шмида к Гастману, он ничего не ответил, а по поводу
упомянутого Кленином писателя, живущего в Шернель-це, сказал, что сам
поговорит с ним.
Чанц отвечал оживленней, чем обычно, радуясь, что они снова
разговаривают, и желая заглушить свое страшное возбуждение, но, не доезжая
Шюпфена, оба опять замолчали.
В начале двенадцатого машина остановилась перед домом Берлаха в
Альтенберге, и комиссар вышел.
- Еще раз спасибо тебе, Чанц;, - сказал он и пожал ему руку,-хотя и
неловко об этом говорить, но ты спас мне жизнь.
Он еще постоял, глядя вслед исчезающим задним огням быстро отъехавшей
машины.
- Теперь он может ехать, как хочет!
Он вошел в свой незапертый дом; в холле, заставленном книгами, он сунул
руку в карман пальто и извлек оттуда оружие, которое осторожно положил на
письменный стол рядом со змеей. Это был большой тяжелый револьвер.
Затем он медленно снял зимнее пальто. Левая рука была замотана толстыми
тряпками, как это принято у людей, тренирующих своих собак для нападения.
* * *
На следующее утро старый комиссар уже по опыту ожидал неприятностей, как
он называл свои трения с Лутцем. "Нам знакомы эти субботы,-думал он про
себя, шагая через мост Альтенбургбрюке, - в такие дни чиновники огрызаются
из-за нечистой совести, потому что за всю неделю не сделали ничего