"Фридрих Дюрренматт. Судья и палач [D]" - читать интересную книгу автора

trouve, ничего не нашли.
Он сказал, что в этой местности речь может идти только об одном
человеке, а именно о некоем Гастмане, живущем в доме Ролье, который он
купил. К нему всегда съезжается много гостей, в среду у него опять было
большое празднество. Но Шмида там не было, Гастман ничего не знает, он
даже имени его не слышал, Шмид n'etait pas chez Гастман[3], impossible[4]!
Совершенно исключено.
Чанц выслушал эту тарабарщину и возразил, что следует расспросить
других, тех, кто в тот день был в гостях у Гастмана.
Это он сделал, заметил Кленин; в Шернельце, что за Лигерцем, живет
писатель, который хорошо знаком с Гастманом и часто бывает у него, в среду
он тоже был там. Он тоже ничего не знал о Шмиде, тоже никогда не слышал
его имени и вообще не думает, чтобы гостем Гастмана мог быть полицейский.
- Так, значит, писатель? - спросил Чанц и наморщил лоб. - Придется мне
заняться этим экземпляром. Писатели всегда подозрительны, но я уж
как-нибудь доберусь до этого умника. А что собой представляет этот
Гастман, Шарнель? - спросил он полицейского.
- Un monsieur tres riche[5], - восторженно ответил полицейский из
Ламбуэна. - Денег у него как сена и tris noble[6]. Он дает чаевые моей
fiancee[7], - он с гордостью указал на официантку, - comme un roi[8], но
не с целью получить ее.
Jamails[9].
- А чем он занимается?
- Философ.
- Что вы понимаете под этим словом, Шарнель?
- Человек, который много думает и ничего не делает.
- Но он ведь должен зарабатывать деньги? Шарнель покачал головой.
- Он не зарабатывать деньги, он иметь деньги. Он платить налоги за весь
деревня Ламбуэн. А этого для нас достаточно, чтобы Гастман считать самий
симпатичны шеловек во вес кантон.
- Все же необходимо основательно заняться этим Гастманом, - решительно
заявил Чанц. - Я завтра поеду к нему.
- Будьте осторожны с его собакой, - предупредил Шарнель. - Un chien
tres dangereux[10].
Чанц встал и похлопал полицейского из Ламбуэна по плечу.
- О, с ней я уж как-нибудь справлюсь.
* * *
Было десять часов, когда Чанц покинул Кленина и Шарнеля, чтобы поехать в
ресторан у ущелья, где его ожидал Берлах. Но там, где проселочная дорога
сворачивала к дому Гастмана, он еще раз остановил машину, вышел из нее и
медленно пошел к железной калитке, затем вдоль ограды. Дом имел прежний
вид, он стоял темный и одинокий, окруженный огромными тополями, гнущимися
под ветром.
Лимузины все еще стояли в парке. Чанц не пошел вокруг всего дома, а
лишь до угла, откуда мог наблюдать за задними освещенными окнами. Время от
времени на желтых стеклах возникали тени людей, и тогда Чанц плотней
прижимался к ограде, чтобы не быть замеченным. Он посмотрел на поле. Но
собака больше не лежала на голой земле, кто-то ее убрал, лишь в падающем
из окон свете блестела черная кровавая лужа. Чанц вернулся к машине.
В ресторане у ущелья Берлаха уже не было. Хозяйка сообщила, что, выпив