"Фридрих Дюрренматт. Судья и палач [D]" - читать интересную книгу автора

характер, я не буду задавать вопросов. Если мне все же понадобится задать
вопрос-ради чистой формальности, - я предварительно сообщу тебе о нем.
Национальный советник тоже поднялся, и теперь они стояли друг против
друга.
Национальный советник притронулся к плечу следователя.
- Значит, решено,-сказал он. - Ты оставишь Гастмана в покое, Луциусик,
ловлю тебя на слове. Папку я оставляю здесь; список составлен тщательно, и
он полный.
Я всю ночь звонил по телефону, и многие очень взволнованы. Еще
неизвестно, захочет ли иностранная держава продолжать переговоры, когда
она узнает о деле Шмида. На карту поставлены миллионы, милый доктор,
миллионы! Желаю тебе удачи в твоих розысках. Она тебе очень понадобится.
С этими словами фон Швенди, тяжело ступая, вышел из комнаты.
* * *
Лутц только успел просмотреть список, оставленный ему национальным
советником, и, стоная при виде этих знаменитых имен, убрать его - в какое
злосчастное дело я тут впутался, подумал он, - как вошел Берлах,
разумеется не постучав. Старик сказал, что ему нужно официальное
правомочие для визита к Гастману в Ламбуэн, но Лутц велел ему приходить
после обеда. Теперь пора отправляться на похороны, сказал он, и встал.
Берлах не стал возражать и покинул кабинет вместе с Лутцем, которому
обещание оставить Гастмана в покое стало казаться все более необдуманным и
который опасался резкого протеста со стороны Берлаха.
Они стояли на улице не разговаривая, оба в черных пальто с поднятыми
воротниками. Шел дождь, но они не стали раскрывать зонтов ради нескольких
шагов до машины. Машину вел Блаттер. Теперь дождь полил как из ведра, косо
ударяя в стекла. Каждый сидел неподвижно в своем углу. Сейчас я должен ему
сказать, подумал Лутц и взглянул на спокойный профиль Берлаха, который,
как он это часто делал, приложил руку к желудку.
- У вас боли? - спросил Лутц.
- Всегда,-ответил Берлах.
Они опять замолчали, и Лутц подумал: я скажу ему после обеда. Блаттер
ехал медленно. Все скрылось за белой завесой, такой лил дождь. Трамваи,
автомобили плавали где-то в этих огромных падающих морях. Лутц не знал,
где они находятся, струящаяся по стеклам вода не позволяла ничего
разглядеть. В машине становилось все темней. Лутц закурил сигарету,
выпустил струю дыма и решил, что по делу Гастмана он не пустится со
стариком ни в какие объяснения, и сказал:
- Газеты напечатают сообщения об убийстве, его нельзя больше скрывать.
- Это теперь уже и не имеет смысла, - ответил Берлах, - мы ведь напали
на след.
Лутц погасил сигарету.
- Это никогда не имело смысла.
Берлах молчал, а Лутц, который охотно поспорил бы, стал всматриваться в
окно.
Дождь немного утих. Они уже ехали по аллее. Шлоссгальденское кладбище
виднелось за дымящимися деревьями - серая, залитая дождем каменная стена.
Блаттер въехал во двор и остановился. Они вылезли из машины, раскрыли
зонты и зашагали вдоль могильных рядов. Искать им пришлось недолго.
Надгробные камни и кресты остались позади, казалось, они вступили на