"Фридрих Дюрренматт. Остановка в небольшом городке (1980)" - читать интересную книгу автора

- Господин Циль, - ответил парикмахер вместо архитектора, который
по-прежнему молчал и не сводил глаз с де Шангнау, - господин Циль, -
повторил он, опрыскивая банкира одеколоном, - помимо ценностей материальных
существуют и ценности духовные, вот наш Карапуз и был такой духовной
ценностью, отечественным сокровищем, символом истинно швейцарского духа, как
Песталоцци и Готфрид Келлер.
На это мясник, как знаменем взмахнув "Швайцер иллюстрирте", возразил,
что он и сам настоящий швейцарец, не меньше швейцарец, чем Готфрид Келлер,
которого он, между прочим, тоже проходил в школе, но он современный
швейцарец и потому не делает, подобно Кюнци, вид, будто лично принимал
участие в сражении под Болленом под командой рыцаря Куно из Цецивиля, а
насчет рыцаря у него есть один вопрос: произнес бы тот свое знаменитое "Мы
победим, ибо наделены духом", если бы тогдашние швабы двинулись на Боллен с
атомной бомбой, или нет. И нечего ему вечно тыкать в нос достижения предков.
Платить налоги - подвиг ничуть не менее героический, чем выиграть битву, а
он платит больше налогов, чем все здесь присутствующие, вместе взятые.
Никому не дано повернуть время вспять, даже лучшему архитектору мира - и то
не дано, сейчас город живет сыроварней, часовым заводом, заводом кузовов,
сигарами и велосипедным заводом, а вовсе не Карапузом.
- Надо быть честными, господа, - воззвал он, в то время как парикмахер
щеточкой чистил де Шангнау, который уже поднялся с места, - честность - вот
истинная добродетель швейцарца. Сперва сыр, а уже потом Карапуз - таков
естественный порядок вещей, и не только в Конигене, а во всей Швейцарии,
которая уже давным-давно сделала из национального героя Телля рекламную
фигуру. Поэтому не стоит так ужасно сокрушаться по поводу взлетевшего на
воздух Карапуза, ну взлетел и взлетел, и никто не запрещает тем, кто
захочет, по-прежнему наклеивать картинку с Карапузом на изделия сыроварни,
на сигары и колбасы, где ему самое место и есть.
Де Шангнау, наконец-то вырвавшись из парикмахерской, перешел через
улицу обратно в "Телля", в зал для завтраков. Он проголодался, заказал себе
два яйца в стакане, которые особенно любил, и кофе с молоком. Он сидел у
окна, на солнце, и мог видеть, как на другой стороне улицы вышел из
парикмахерской архитектор, нерешительно поглядел на отель и побрел дальше.
За соседним столом сидел еще один постоялец, чье сходство с
архитектором сразу бросилось банкиру в глаза, он был такой же приземистый и
грузный, как Кюнци, только одет не на крестьянский лад. Он сидел в
просторной замшевой куртке и бриджах, турист туристом, в высоких, подбитых
гвоздями башмаках, ел глазунью с ветчиной и пил вперемешку молоко, томатный
сок и апельсиновый.
Банкир прихватил "Базлер нахрихтен" и начал перелистывать газету в
ожидании яиц и кофе, но потом вдруг с досадой отложил ее и весь побагровел,
потому что со второй страницы ему неожиданно бросился в глаза один
заголовок. Лопнувший банк в Ивердоне. Он велел кельнеру принести другую
газету, местную, которую как раз перед этим скатал в трубку двойник Кюнци.
Здесь о крахе банка "де Шангнау и Ле Локль" сообщалось уже на первой
странице, а о разрушенном музее не было вообще ни строчки, потому что газета
здесь выходит по вечерам. Итак, банкир потерпел неудачу и покорился своему
жребию. Он принялся за еду. Ел он с большим аппетитом, чуть поспешнее, чем
привык, ибо сознавал, что для него это последняя трапеза осужденного. Теперь
уже не имело ни малейшего смысла просить о займе дирекцию "Вильгельма