"Фридрих Дюрренматт. Остановка в небольшом городке (1980)" - читать интересную книгу автора

Майер-Хюнляйн туга на ухо.
Ее счастье, успокоил себя господин Циль, о том, чтобы трубить дальше,
не могло быть и речи, вся процессия помчалась в пожарную часть взять там
брандспойты и прочую утварь, но спасти башню все равно бы не удалось, хорошо
хоть сумели отстоять от огня соседние дома, один наполовину обрушился,
просто чудо, что сегодня можно зайти побриться, дом парикмахера тоже был в
опасности. Лично ему хотелось бы узнать, какие объяснения найдет комиссия из
Берна, которая приехала сегодня ночью, уж навряд ли они придумают что-нибудь
толковое.
Парикмахер подхватил реплику и сказал, что с Карапузом разделались по
всем правилам искусства, это ясно. Ведь недаром взрыв произошел как раз за
два дня до пятисотлетия битвы под Болленом - одной из важнейших дат
отечественной истории, за два дня до большого шествия и до приезда
федеральных советников Эттера, Фельдмана и Птипьера. Заподозрить можно
только коммунистов либо масонов, и это вполне логично, но "москвичей", по
его мнению, надо исключить, они довольно слабые, им нужны голоса, Карапуз
ведь был очень популярен, и они не рискнули бы протягивать к нему свои
красные пальцы.
- А вот масоны, - вдруг вскричал он, - масоны - те очень сильны, они
могут позволить себе такую наглость. Вот увидите, господа, комиссия из Берна
ничего не найдет, даже если привезет в десять раз лучших детективов и со
всего мира, не найдет, потому что ей не позволят найти. Зато типа, который
разрушил символ нашего города, я бы хорошенько проучил, попадись он мне под
бритву. - И он с удвоенной энергией заскреб щеку де Шангнау; во имя родины
он, парикмахер, готов даже и на убийство, как Вильгельм Телль, как Арнольд
фон Винкельрид и другие швейцарцы былых времен.
- Осторожнее, - хотя и нерешительно, взбунтовался де Шангнау, поскольку
и в самом деле показалась кровь, и его вдруг охватило неприятное чувство,
что парикмахер догадывается, кого скребет своей бритвой.
- Ах, пардон, пардон, - вскричал растерянный парикмахер, увидев, что
порезал банкира, потом обработал его кровеостанавливающим карандашом, потом
выразил глубокое сожаление, вообще-то у него считается самая твердая рука в
Конигене, просто сегодня он решительно не в себе из-за национального
бедствия.
Мясник подал голос со своего стула, где он все еще перелистывал
"Швайцер иллюстрирте", и сердито сказал, что насчет масонов - это бред сивой
кобылы, не хватало еще, чтобы брадобрей приплел сюда евреев, тогда все козлы
отпущения будут налицо. Скорей всего, где-нибудь лопнула газовая труба,
потому как ума, который потребен, чтобы уничтожить Карапуза, он лично не
находит сегодня ни у евреев, ни у масонов, а у "москвичей" - и подавно, не
говоря уже про другие партии, будь то католики, демократы или социалисты.
Надо честно признать, что Карапуз страшно мешал уличному движению, проехать
можно было только на "фольксвагене", да и на "фольксвагене" с трудом. Но
то-то и оно: наша полиция отродясь не видела того, что каждому ясно, иначе
Карапуз уже давно приказал бы долго жить. Он не боится это сказать, хотя
здесь же присутствует городской архитектор, вернее, именно потому, что он
здесь присутствует. Нельзя построить ни дома, ни гаража, ни даже
крольчатника, чтобы архитектор не вмешался, надо вечно помнить про старые
времена и про старый стиль, и некоторые конигенцы ведут себя так, словно
люди и впрямь по сей день разгуливают с бородами и алебардами.