"Фридрих Дюрренматт. Пилат (1946)" - читать интересную книгу автора

узнать, как воспринял бог его собственное поведение; ибо он ясно осознавал,
что перед лицом бога от него требуются какие-то поступки. Его охватил страх,
что, переведя глаза на свиток, он упустил решающий миг, ведь в этом движении
его глаз бог мог увидеть пренебрежение. Поэтому Пилат счел за лучшее
поискать на лицах своих солдат признаки, подтверждающие его подозрение. Он
поднял как бы невидящие глаза, медленно, не торопясь и не выдавая своего
страха, обвел ими легионеров, словно удивляясь, зачем они находятся в этом
зале.
Однако, не обнаружил на их лицах никаких поводов для беспокойства, но
также и ничего такого, что могло бы устранить его опасения, ибо он тут же
сказал себе, что легионеры умеют скрывать свои мысли; с другой стороны,
возможно, что им совершенно безразлично, как он вел себя по отношению к
богу, они ведь не распознали в этом человеке бога. Итак, он решился второй
раз взглянуть на толпу, и от его взгляда она дрогнула. Передние отпрянули, а
в середине возникла давка, поскольку задние, жаждая во что бы то ни стало
истолковать его взгляд, в это время стали напирать. Перед ним были
неприкрытые в своей откровенности лица; обезображенные ненавистью, они
показались ему безобразными до отвращения. У него мелькнула мысль, не отдать
ли приказ легионерам запереть двери, а затем, обнажив оружие, со всех сторон
врезаться в толпу; однако он не решался поступить так перед лицом бога. При
этом, видя неистовство толпы и ярость, с которой она вцепилась в свою
жертву, Пилат ясно понял, что эти люди потребуют от него казни бога, и он
невольно повернулся к связанному веревками, хотя ему по-прежнему было
неимоверно страшно второй раз встретиться с ним глазами. Но вид его был
таков, что Пилат долго не мог отвести от него взгляда. Бог был невысокого
роста, его можно было принять за тщедушного человека. Руки связаны впереди,
на них вздулись синие жилы. Одежда грязная и изодранная, в прорехах сквозило
голое тело в кровоподтеках и ссадинах. Пилат понял, какой жестокостью со
стороны бога было избрать обличье, которое не могло не обмануть людей, понял
и то, что только невообразимая ненависть могла внушить богу мысль явиться в
маске такого оборванца. Но самое ужасное - что бог не счел нужным взглянуть
на него; ибо, хотя Пилат и боялся его взгляда, думать, что бог пренебрегает
им, было ему невыносимо. Бог стоял опустив голову, щеки у него были бледные,
ввалившиеся, и великая скорбь, казалось, разлилась по его лицу. Взгляд был
как бы обращен внутрь, словно все окружающее было бесконечно далеко от него:
толпа, облепившая его, легионеры с их оружием, но также и тот, кто сидел
перед ним в судейском кресле и кто единственный понял истину. Пилат хотел,
чтобы время повернуло вспять и бог посмотрел бы на него, как тогда, когда
распахнулись двери, и он знал, что теперь бы он преклонил перед ним колена,
и стал плакать в голос и вслух читать молитвы, и перед легионерами и всем
народом назвал бы его богом. Но, увидев, что богу нет больше до него дела,
Пилат судорожно сжал руки, будто хотел разорвать свиток, лежавший у него на
коленях. Теперь он знал: бог явился для того, чтобы убить его. И поняв это,
он откинулся на спинку трона, на лице его выступил холодный пот, а свиток
выскользнул из рук и упал к ногам бога. Но когда к нему наклонилось
скучающее и усталое лицо легата, Пилат, словно речь шла о чем-то незначащем,
вполголоса отдал приказ, а после повернулся к одному из префектов, только
что возвратившемуся из Галилеи, поманил его к себе; легат между тем громко и
безразлично повторил его приказ, и, слушая доклад префекта, Пилат смотрел
вслед толпе, которая с ропотом удалялась через раскрытые двери. Но бога он