"Фридрих Дюрренматт. Лунное затмение" - читать интересную книгу автора

А на какой день падает полнолуние, спрашивает хилый допотопный
старикашка с космами белых волос, без бороды и с таким морщинистым лицом,
будто ему давно уже перевалило за сотню.
Он не знает, говорит трактирщик, сначала Лохер сказал - через десять
дней, а теперь говорит - в полнолуние. Чудну.
А потому что полнолуние будет в воскресенье, то есть через воскресенье,
вот и пройдет десять дней, говорит старикашка, попивая красное винцо, и всем
будет крышка. Ваути Лохер точно рассчитал, когда будет полнолуние, да еще
первое в новом году, но и он не лыком шит, тоже знает, так что Ваути Лохеру
его не провести.
Херменли Цурбрюгген вскакивает, как ошпаренный. И они тоже знают, что
Ноби Гайсгразер всегда знает все лучше других и что ему везде мерещится черт
да его теща, но ему, Херменли, на это наплевать.
Он не притронется к деньгам, упорствует старик, не возьмет ни десятки.
- Тем лучше, отец, - выкрикивает ему в лицо Луди Гайсгразер, его сын,
ему тоже уже под семьдесят; в таком случае все достанется ему одному, а
старик пусть подохнет, как он того давно желает им - своему сыну и своим
внукам, и весь стол с восемью Гайсгразерами хором кричит: сами все возьмем,
одни!
Гробовое молчание в зале.
Тогда у него есть, пожалуй, что сказать, говорит своему сыну старик.
Но тот только смеется в ответ, нечего ему сказать, пусть лучше
попридержит язык за зубами, а не то он пойдет к префекту в Оберлоттикофене и
расскажет, от кого у его сестры двое внебрачных идиотов и кто обрюхатил его
младшую дочь; если уж есть кто на свете старый греховодник, так это Ноби,
старый козел, а они если даже и убьют Мани, так только потому, что им
позарез нужен миллион.
Может, еще кто хочет что сказать? - спрашивает трактирщик и вытирает
пот со лба.
- Кончим на этом, - говорит Мани и идет к двери, протискиваясь промеж
тесно сидящих крестьян, - прощайте пока. - И выходит.
Гробовое молчание.
Надо приставить кого-нибудь к Мани, чтобы он не смылся, лучше даже
двоих, а еще лучше, если караульные будут сменять друг друга, говорит
Оксенблутов Мексу.
Надо бы организовать, соглашается общинный писарь.
Опять гробовое молчание.
Наверху на лестнице показалась сияющая Фрида, голая, как и Марианли, и
потребовала, тяжело дыша, как загнанная лошадь, бутылку беци.
Трактирщик распорядился, чтобы Сему принес еще одну литровую бутылку, и
уселся, довольный, под застекленный навесной шкафчик с серебряным кубком от
ферейна борцов, которого уже давным-давно не было и в помине, так что
последнему борцу их общины, Оксенблутову Рёуфу, приходилось бороться со
спортсменами из Флётигена.
Бингу Коблер, глядя остолбенело на Фриду, шепчет заплетающимся языком:
это же его дочь.
А Сему, галантно изогнувшись, подал своей нареченной, стоящей перед ним
в чем мать родила, бутылку, за что община дружно награждает его
аплодисментами - он внес свою лепту в общее дело. Фрида кидается назад к
Лохеру.