"Андрей Дышев. Троянская лошадка" - читать интересную книгу автора

комбинезоном.
- Что ты все на девчонок пялишься? - заговорщицки прошептал мне
Морфичев, настигнув меня в "отстойнике", где по инициативе немолодой
спасательницы по большому кругу пустили прощальную бутылку водки. - Мне
стало известно, что сейчас команды разделят на две группы. В самолете нам не
дадут общаться, и мы увидимся уже только на земле...
Едва он это сказал, как появился ведущий, объявил полную готовность и
попросил спасателей организованным строем выдвинуться к самолету.
- В туалете под зеркалом я буду оставлять тебе записки! - успел шепнуть
напоследок Морфичев.
Я пошел к выходу, кидая взгляды на Крота. Мне хотелось увидеть, как он
будет прощаться с Ирэн. Но никакого особенного прощания не было. Ирэн что-то
коротко сказала Кроту, сразу же повернулась к нему спиной и примкнула к
группе спасателей. Крот крикнул ей вдогон: "Займи мне место!" Было бы
неплохо, если бы Морфичев оказался прав и нас разместили бы в разных
отсеках.
Мы заходили в самолет по рампе, усеянной металлическими пупырышками.
Шел мелкий дождь, и огни аэродрома отражались на мокром асфальте. Бородатый
оператор с камерой на плече снимал нашу погрузку с разных ракурсов. Он то
пристраивался у мощного колеса самолета, то запрыгивал на рампу, то занимал
позицию где-то в глубине отсека. Наверное, когда эти кадры пустят на экран,
их будет сопровождать тяжелая или даже трагическая музыка. Почему-то именно
минорные звуки наполняли мою голову в эти минуты. Мои коллеги прощались с
землей бессловесно. Несмотря на камеру, никому не хотелось паясничать и
веселиться. Поздний вечер, промозглая погода, старый военный самолет - эта
натура менее всего подходила для телевизионного шоу. Во всяком случае, так
мне казалось. Ирэн шла впереди меня. Я нарочно замедлял шаг и отставал,
чтобы спокойно, не таясь, рассмотреть ее со стороны. Какову ей будет опекать
Крота? Ей придется переносить жару и холод, усталость, голод и боль. Она
будет страдать. Во имя чего? Неужели только ради денег?
Мы оказались в тесном отсеке, отделенном от остальной части самолета
перегородкой. Худощавый мужчина в летной форме, нахлобучив на голову
массивные наушники, слушал радиокоманды и громко повторял:
- Есть! Слушаюсь... Так точно! Зашли десять человек и еще два
оператора... Понял, закрываю!
С громким лязгом рампа начала подниматься вверх. Черный проем,
заполненный огнями прожекторов, стал сужаться. Мы, рассевшись на узких
скамейках вдоль бортов, смотрели на мир и молча прощались с ним. Рядом со
мной сидела медсестра, которую последней выбрали в качестве спасателя. Она
была невысокой, худенькой и в то же время крепенькой, как бамбуковый побег,
в широких брюках цвета хаки, на которых где попало были нашиты карманы. Ее
волосы были сплетены во множество тонких золотистых косичек, отчего
напоминали перезрелые колосья пшеницы. Глаза девушки закрывали
непроницаемо-черные очки с круглыми стеклами. На шее и запястьях болтались
веревочки и цепочки с кулончиками, бусинками, фенечками всевозможных
размеров и оттенков. Самыми оригинальными мне представились бусы в виде
крохотных эбонитовых фигурок коров и овечек - казалось, что вокруг шеи
девушки бродит маленькое стадо. Но больше всего мне понравилась ее короткая,
без рукавов, курточка, которая не доходила до пупка с вживленным в него
колечком. Медсестра смотрела на поднимающуюся рампу словно на занавес,