"Борис Дышленко. Что говорит профессор" - читать интересную книгу автора

квартиру, чтобы примерно представить себе что и как. Не то чтобы нас
интересовали творческие планы профессора, хотя, естественно, они нас
интересовали, а рукописи в его квартире тоже, конечно, оказались, и мы
заглянули в них, но оставили на месте, - однако сейчас это было не
главное: нужно было на будущее, на всякий случай, изучить характер нашего
партнера - чего от него можно ожидать в случае активной игры, а чего можно
не опасаться. Конечно, на основании только такой информации нельзя
прогнозировать поведение человека, этот осмотр был всего лишь частью
работы по воссозданию образа, но в какой-то мере знакомство с бытом
профессора помогало определить стереотип мышления, а в нашем деле это
немаловажный фактор.
Раздобыть ключи (собственно, не ключи, а ключ) было делом, не стоящим
даже упоминания. Мы вошли в квартиру, когда профессор был на прогулке.
Время было летнее, и не только шторы были не задернуты, но и окна были
открыты настежь, так что нам не нужно было включать электричество. Мы
ожидали увидеть типичную профессорскую квартиру (то есть квартиру
одинокого профессора), пыльную, захламленную, заваленную книгами и
научными журналами, с остатками обеда в кастрюльке на письменном столе
среди рукописей, с грудами окурков, под которыми едва можно найти
пепельницу, все разбросано, все не на своих местах, - но все, абсолютно
все, оказалось совсем по-другому. В чистой, устланной потертым ковром
прихожей на вешалке не висело никаких старых плащей и вязаных кофт, а
висела на стене картина с изображением морского пейзажа, и еще там был
сундук и старинное трюмо, впрочем, не представляющее какой-нибудь
антикварной ценности; книг в первой комнате, точно, было много, но не
каких-то там профессорских, с золочеными корешками, хотя были и такие, а
самых разных и на разных языках, солидные издания и книги в мягких
обложках, глянцевых и без глянца, и они занимали целую стенку и еще один
шкаф у окна (естественно, профессору нужно много книг), а те, с которыми
он работал (наверное, работал), лежали довольно аккуратной стопкой на
письменном столе, и одна, лежавшая отдельно, была раскрыта и придавлена на
странице бронзовым бюстиком неизвестного мне деятеля. Еще на столе была
пишущая машинка и всякие мелочи, не в строгом порядке, но и не
разбросанные как попало - обычный рабочий стол интеллигентного человека.
Рядом с письменным столом стоял другой столик поменьше, и на нем старинный
мельхиоровый кофейник на спиртовке, початая бутылка коньяка и курительные
принадлежности. Вот этого было много: целый набор аппетитных,
отблескивающих темным деревом трубок, инкрустированная шкатулка с
отделениями, с сигарами нескольких сортов, пачки с разными сигаретами и
папиросами, несколько зажигалок, настольных и карманных, - впервые я
видел, то есть не видел, а имел дело не просто с завзятым курильщиком, а с
любителем покурить. У стола (у письменного стола) стояло удобное
вольтеровское кресло, рядом корзинка для бумаг, в ней - ничего
интересного; в ящиках стола папки с рукописями - частью научными, частью
профессорской прозой. В некоторые мы заглянули, но сейчас некогда было в
них копаться, ведь мы пришли не для того, чтобы что-то найти. Однако
заглянули под крышку рояля, стоявшего у одной из стен (его покойная жена
была пианисткой), а также в другие потаенные места, но это для того, чтобы
узнать, в характере ли профессора что-нибудь прятать - профессор ничего не
прятал.