"Илья Зверев. Второе апреля (Рассказы, повести и публицистика)" - читать интересную книгу автора

словом. Еще когда движение "Долой косы" только овладевало девичьими умами в
шестых классах "А", "Б" и "В", мама взяла с нее слово, что она оставит косы.
Только вчера она последний раз бунтовала дома, добиваясь отмены клятвы.
- Но почему ты хочешь остричь косички? - страдальчески спросила мама.
-- Ну почему?
- У нас все девочки до одной их срезали. Потому что так оригинальнее.
- А что, по-твоему, означает это слово - "оригинальнее"?
- Как у всех, как модно, - уверенно сказала Машка.
- Боюсь, что наоборот, - засмеялся папа и даже принес Машке зеленый
том словаря "К - С". - Убедитесь.
Посрамив таким образом дочь, он сказал уже по существу:
- Русская народная мудрость гласит: "Не дав слова, крепись, а дав
слово - держись!"
В следующий раз, конечно, Машка будет умнее, она будет крепиться и не
даст никакого слова. Но теперь, дав слово, приходится держаться...
У школьных ворот она остановилась перевести дух: все-таки тяжелый
магник, если одной нести. И тут кто-то тронул Машку за косы. Нет, не дернул,
именно тронул. Но все равно, учитывая плохое Машкино настроение, его можно
было уже условно считать покойником.
Она резко развернулась... И увидела перед собой Юру Фонарева,
печального и торжественного.
- Слу-шай, Маш-ка! - сказал он таким голосом, каким обычно читают
стихи Некрасова: "От ликующих, праздноболтающих, обагряющих руки в крови".
-- Объясни мне смысл всего этого идиотства, этой зверской жестокости...
Он подхватил магник и, решительно отстранив Машкину руку, понес один.
Она сказала, что первое апреля - это прекрасный и веселый день и, хотя ее
купили хуже, чем его (она ведь про записку не знала), все равно никакого тут
зверства нет и очень хорошо, что есть такой день, когда можно всех
обманывать и посмеяться как следует...
- Да, конечно, ты хуже купилась! - сказал он с горькой насмешкой. Ну
совершенно как мамина знакомая безутешная вдова, у которой на поминках
украли шубу из какого-то скунса. - Никто никогда не покупался хуже меня...
Машка не стала расспрашивать: захочет - сам расскажет. Но Юра уже
отвлекся и со страстью стал доказывать, что раз есть день, когда все всех
могут обманывать, то должен же быть, по справедливости, день, когда никто
никого не может обманывать! Должен быть или не должен?
Машка сказала, что должен! И надо сговориться, чтоб какой-нибудь день,
Например завтра - 2 апреля, объявить вот таким. Чтоб все дали клятву и
никто не смел соврать ни одним словом...
- Ни голосом, ни взором, - торжественно добавил Фонарев (и мне
понятно, почему он это добавил).
Весь вечер, вместо того чтоб готовить уроки, Юра сочинял клятву. Вообще
он умел здорово сочинять, и в нем даже "чувствовались задатки литературной
одаренности", как написали из журнала "Огонек", куда мама тайком посылала
Юрины стихи. Он с грустью вспомнил свой первые стихи, написанные, кажется,
во втором классе:

Красный огонь,
Красные флаги,
Красной лентой