"Илья Зверев. Второе апреля (Рассказы, повести и публицистика)" - читать интересную книгу автора

Обвит пулеметчик,
Все красно,
И сердце пылает
В нутре командира.
Все, все пылает!

Теперь ему, многое познавшему и пережившему, уже не достичь той
свежести восприятия. И вообще, стихи были пройденным этапом, грехом
молодости, а теперь он писал прозу - роман о любви и верности на Дальнем
Севере. Но, к сожалению, слишком медленно писал (мешали взыскательность
художника и большая учебная нагрузка - шестой же класс!).
К половине одиннадцатого клятва была почти готова. Следовало бы еще
немного отшлифовать стиль, но отец погнал Юру спать. Отец был по
специальности диспетчер и выше всего на свете ценил дисциплину.
... К первой переменке идея полностью овладела массами. Даже Коля,
который не хотел клясться, так как и без того хватает разных запрещений и
правил... Даже Саша Каменский, который не желал унижаться до клятвы, не им
самим придуманной... Даже Ряша, который никогда не делал ничего такого, чего
не делал Коля... Даже все они в конце концов торжественно заявили, что
"признают Второе апреля и клянутся перед своей совестью и совестью своего
класса (имелся в виду 6-й "Б") под недремлющим народным контролем говорить в
этот, великий день одну чистую правду и не соврать, и не обмануть, и не
сбрехать, и не натрепаться, и не солгать ни словом, ни голосом, ни
взором...".
На втором уроке физичка Ариадна Николаевна - молоденькая, розовенькая,
чистенькая - спросила, все ли решили домашнюю задачку.
- Я не решил, - сказал Фонарев и героически добавил: - Я даже и не
решал вовсе.
- О-о! - сказала Ариадна, - Нашел чем хвастаться! Или тебе хочется
получить "кол"?
И то, что она сказала не "единицу", как положено учительнице, а вот
так, по-свойски, по-школьному - "кол", было всем очень приятно. Все-таки
она молодец, Адочка, железная училка!
- А ты, Махервакс, решил?
- Я списал! - мрачно пробасил Лева.
- Вот как? - Адочка стала теребить воротник блузки и покраснела так,
что ее даже стало жалко. - У кого же ты списал?
Молчание.
- Я тебя спрашиваю, у кого? - грозно, но вместе с тем очень жалобно
закричала Адочка.
- У меня, - сказал Сашка Каменский и гордо взметнул брови.
- А кто у тебя еще списал?
- Я, - поднялся один...
- И я, - поднялся другой...
- А я уже у него списал, - это третий...
- И я, - тянул кто-то руку с задней парты.
- И я!
- Все! - простонал Коля. - Она нас возьмет голыми руками.
Но Адочка не стала брать их голыми руками. Она вдруг почему-то
зажмурилась, потом засмеялась, и лицо у нее стало, как у девчонки, щекастое,