"Илья Зверев. Второе апреля (Рассказы, повести и публицистика)" - читать интересную книгу автора

забуду: он орал и матерился, а лицо у него было совершенно безразличое. Я
потом не раз встречал такое; человек кричит - все равно, матерщину или
лозунги, - а лицо у него безразличное. Но я тогда уполномоченному ответил:
ничего плохого о них не знаю. "Понятно, - кричит, - почему вы не хотите
помочь разоблачению врагов народа. Поговорим по-другому". Ну, думаю, все. Но
знаете, больше меня почему-то не таскали. Может, не хотели возиться, может
опасались испортить цельную картину следствия. А то бы, конечно, все.
Но я опять отвлекся.Так вот, я говорю этому жулику Семенову: "Нет, я не
хочу тебя закопать. Но ты мне враг. И себе враг. Еще больший". А у меня к
нему не злоба, а жалость какая-то. Вот прожил человек полжизни, почти уже
сорок лет, - и ничего не понял. Что значит жить получше, Что значит счастье
и несчастье? Не попался - счастье, попался - несчастье. И ничего душе,
ничего людям. Он же не человек, хоть у него и дети есть.
Я, откровенно говоря, больно переживаю, что у нас с Наташей нет детей.
И много думаю об этом. Но иногда мне кажется: вот было в моей жизни что-то
такое, что приравнивается к рождению ребенка. Такое у меня ощущение...
... Все это понемногу, в разное время, рассказал мне Смирнов. Простите,
что я свел все воедино.
Последняя наша встреча была совсем короткой. Он сказал:
- Вот я сейчас читаю Франса...
Но тут прибежала мордастенькая рыжая дивчина в застиранной кофте и
сатиновых шароварах. Она взяла Николая Алексеевича за руку и увела. А мне
крикнула:
- Извините! Мы, правда, очень спешим.
Наверно, это была великая девушка Черняшкина.


ЧУДНЫЙ ПРОДАВЕЦ КЛУБНИКИ

Мы ждали загородного автобуса. Он ходил редко, раз в сорок минут. Но
другого способа добраться в Дальние Дворики не было. В этих самых Дальних
Двориках работало много народу - там была фабрика пищевых концентратов,
автобаза, общежитие ГРЭС и счетно-вычислительный центр какого-то института.
Против обыкновения, ожидающие не толпились под безобразным бетонным
навесом. Все перекочевали на другую сторону шоссе и выстроились в очередь к
зеленому ларьку "Овощи - фрукты".
Там торговали клубникой. Продавал ее тщедушный парень лет двадцати.
Поместительный белый халат висел на нем, как на вешалке. Лицо было сделано
как-то не по правилам - оно резко сужалось книзу и заканчивалось совершенно
квадратным подбородком. И вел он себя странно...
Толстуха в плюшевом жакете, видно привыкшая обращаться с сильными мира
сего, искательно заглядывала ему в глаза.
- Будьте так любезны, пожалуйста, дайте мне получше. Это для мальчика.
- Понимаю вас...
Продавец достал откуда-то из недр ларька новую плетенку, осторожно
вывернул в лоток ее содержимое, долго выбирал по ягодке и даже зачем-то
разглядывал каждую на свет.
- Нечего выбирать! - заволновалась очередь. - Клади подряд! Если все
будут выбирать...
- У человека мальчик, - важно сказал продавец. Собственно, почти у