"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

довольно!
- Я не святой!
- Да, и я также! - воскликнул Павел. - Я исполнен слабостей и грехов;
но что значит любовь, которой учил нас Спаситель, это я знаю, это и ты
можешь знать. На кресте умер Он за тебя, и за меня, и за бедных, и за
злодеев. Любить - это и легче, и труднее всего. Любовь требует жертв! А ты?
Припомни-ка, сколько времени прошло с тех пор как отец в последний раз видел
тебя веселым!
- Я не умею притворяться.
- И не нужно; но любить ты должен. Воистину, любовь доказывается не
тем, что творит рука, а только тем, что радостно приносит сердце и в чем
заставляет себе отказывать.
- А разве то не жертва, что здесь гибнет моя молодость? - спросил
юноша.
Павел вдруг отступил от него, покачал с удивлением своей косматой
головой и сказал:
- Вот оно что! Так ты думаешь об Александрии? Конечно, жизнь летит там
скорее, чем на нашей пустынной горе. Смуглая пастушка-то тебе ведь не
нравится, а уж не заглянула ли там тебе в глаза какая-нибудь белая да
румяная гречанка?
- Не докучай ты мне женщинами! - возразил Ермий с непритворным
негодованием. - Было там с избытком другого, на что стоило смотреть!
При этих словах глаза юноши сверкнули, и Павел спросил с напряженным
ожиданием:
- Ну?
- Ты же лучше меня знаешь Александрию, - ответил Ермий уклончиво. - Ты
там родился, и люди говорят, что ты был богатым юношей.
- Люди говорят? - спросил Павел. - Может быть, люди и правы; но знай
вот что: я рад, что у меня ничего не осталось из всего, что мне там
принадлежало, и благодарю Спасителя, сподобившего меня раз навсегда
отвернуться от людской суеты. Что ты нашел такого заманчивого в той жизни?
Ермий замялся.
Он боялся говорить, однако его так и тянуло хоть раз высказать все то,
чем была полна его душа.
Он понимал, что из всех этих суровых, отрекшихся от мира людей, среди
которых он вырос, мог понять его разве только Павел, которого он, будучи еще
ребенком, трепал за косматую бороду, который так часто носил его на плечах и
тысячи раз показывал ему, как его любит.
Александриец этот был один из самых строгих среди отшельников, однако
он был суров только к самому себе.
Надо было Ермию хоть раз облегчить свое сердце и, быстро решившись, он
спросил анахорета:
- Бывал ли ты иногда там в банях?
- Иногда? Я только удивляюсь, как я совсем не размяк и не развалился во
всей той теплой воде, точно булка!
- Отчего ты насмехаешься над тем, что делает человека прекрасным? -
воскликнул Ермий с горячностью. - Отчего в Александрии и христианам
позволяется посещать бани, тогда как мы здесь на горе, и ты, и отец, и все
отшельники пользуемся водою только для утоления жажды? Меня вы заставляете
жить по-вашему, я не хочу быть каким-то смрадным зверем.