"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автораунимается, надо ей задать встрепку.
- Он тяжко стонал и не мог заснуть, - сказал Стефан. - А, чтоб его! - крикнул Павел на юношу и подставил ему кулаки. Но грозные слова прозвучали хоть и громко, но далеко не страшно, и при всем суровом виде этого великана в овечьей шкуре, взор и голос его были так искренне приветливы, что никто и не поверил бы его гневу. - Адские духи встретились с ним, - сказал Стефан, успокаивая Павла, - а я и без его оханья не сомкнул бы глаз. Вот уже пятая ночь... - А на шестую, - перебил его Павел, - тебе необходимо заснуть. Накинь шкуру, Ермий. Сходи в оазис к сенатору Петру и попроси у него или у госпожи Дорофеи, диакониссы, хороших сонных капель для нашего больного. Смотрите, пожалуйста! Парень-то, право, вспомнил про завтрак отца! Конечно, свое брюхо всегда о себе напомнит! Хлеб-то ты убери-ка к себе, а воду поставь сюда. Без тебя я принесу свежей, а теперь пойдем вместе. - Постой еще, постой! - воскликнул Стефан. - Принеси мне новый кувшин из города, дитя мое. Ты одолжил нам вчера твой кувшин, Павел; а я хотел бы... - Вот чуть и не забыл, - перебил его тот. - Благодаря его ротозейству я теперь только узнал, как надо пить, пока сам здоров. Предложите мне хоть целую груду золота, а кувшин не возьму назад! Когда пьешь из ладони, тогда водица куда как вкуснее! А посудину ту берите себе. Взяв ее обратно, я поступил бы наперекор собственному благу. Слава Богу, теперь и наихитрейшему вору нечего у меня украсть, кроме шубы. Стефан хотел было поблагодарить его, но Павел схватил Ермия за руку и поспешно вышел с ним из пещеры. Дойдя до скалистой площадки, мимо которой шла дорога, ведущая через гору от моря к оазису, Павел остановился и обратился к юноше: - Если бы мы во всякое время думали о последствиях наших поступков, то не было бы и грехов. Ермий взглянул на него вопросительно, а Павел продолжал: - Если бы ты вспомнил, как необходим сон для твоего отца, то сегодня ночью лежал бы смирнехонько. - Я никак не мог, - возразил досадливым тоном Ермий. - Ты же знаешь, я порядком отхлестал себя. - И поделом, потому что тебя следовало побить, как гадкого мальчишку! Ермий взглянул заносчиво на укоряющего друга. Темный румянец вспыхнул на его щеках; он вспомнил слова пастушки, пусть-де пожалуется на нее своей няньке, и воскликнул запальчиво: - Так я не позволю говорить со мной; я больше не ребенок! - Вот как! И не для отца? - перебил его Павел и взглянул при этом на юношу так удивленно и вопросительно, что Ермий смутился и отвел глаза в сторону. - Я думаю, нельзя похвалить, если человек портит остаток жизни именно тому, который только ради него и хотел бы еще пожить. - Да, я готов был бы лежать спокойно, потому что люблю отца не хуже других. - Ну да, ты его не бьешь, - возразил Павел, - ты приносишь ему хлеб и воду, и не выпьешь вино, которое дает тебе епископ от причастия, чтобы отнести больному. Конечно, это что-нибудь да значит, но этого еще далеко не |
|
|