"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

драгоценный камень. У меня была и черная рабыня, которая мне повиновалась.
Если она, бывало, сделает что-нибудь не по-моему, то я вцеплюсь в ее седые
курчавые волосы и побью ее. Кто знает, куда она делась? Я ее не любила, но
будь она теперь со мною, как я любила бы ее! Вот теперь я и сама уже
двенадцать лет ем хлеб рабства и пасу коз сенатора Петра, и если бы я
дерзнула показаться на каком-нибудь празднике среди свободных девиц, они
отогнали бы меня и сорвали бы у меня венок с головы. И мне быть благодарной?
Да за что? И быть благочестивой? А какой бог позаботился обо мне? Называйте
меня злым демоном, зовите меня так; но если Петр да твой Павел говорят, что
тот там над нами, который дал мне вырасти для такой доли, благ и милостив,
то они лгут. Только злой дух внушает тебе мысль прогнать меня камнями от
вашего ключа.
При этих словах она вдруг болезненно разрыдалась, и лицо ее начало
судорожно подергиваться, меняясь до неузнаваемости.
Ермий почувствовал сострадание к плачущей девушке.
Сотни раз он уже встречался с нею, и всегда она смотрела то заносчиво,
то недовольно, то вызывающе, то гневно, но никогда еще не выказывала
мягкости или горя.
Сегодня в первый раз открылось перед ним ее сердце, и слезы,
обезобразившие ее лицо, придали ей такое значение, какого она дотоле еще не
имела для него, ибо Ермий теперь вдруг почувствовал, что она женщина, и
увидя ее слабою и опечаленною, застыдился своей грубости, приблизился к ней
приветливо и сказал:
- Не плачь. Приходи по-прежнему к роднику, я не буду тебе мешать.
Его густой голос звучал мягко и ласково, когда он произнес эти слова;
она же зарыдала сильнее, почти судорожно, и хотела заговорить, но не могла.
Дрожа всем своим нежным телом, содрогаясь от скорби, изнемогая от
мучительной тоски, стояла перед ним стройная пастушка, и он не мог
удержаться от желания помочь ей.
Искреннее сочувствие терзало его сердце и остановило его язык, и без
того не особенно поворотливый.
Не находя слов утешения, он взял кувшин в левую руку и ласково положил
правую ей на плечо.
Она вздрогнула, но не мешала ему.
Ее горячее дыхание коснулось Ермия.
Он хотел было отступить, но чувствовал себя точно остановленным на
месте. Плачет ли она, или смеется, он уже не мог этого разобрать, положив
руку на ее черные кудри.
Она не шевелилась.
Наконец, она подняла голову, жгучим взором взглянула ему в глаза, и в
ту же минуту он почувствовал, как две нежные руки обвились вокруг его шеи.
Юноше показалось, точно море забушевало вокруг него, точно пламя
вспыхнуло перед его глазами.
Невыразимый страх овладел им, он вырвался с усилием из ее объятий и
кинулся с громким криком, точно гонимый духами ада, вверх по уступам, не
замечая даже, как кувшин его разбился об утес на множество кусков.
Она остановилась, будто очарованная, и глядела ему вслед.
Потом ударила в лоб рукою, легла на землю возле ключа и уставилась
глазами куда-то вдаль.
Так лежала она неподвижно, только губы ее все шевелились и