"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

охватившая ее сердце, казалась слишком жгучей, чтобы можно было утолить ее
слезами.
Но при этом она все-таки не растерялась.
"Они в темноте, - подумала она, - и увидят меня, если я стану прямо под
окном, чтобы слушать, а я должна непременно узнать, что они там делают".
Мириам быстро повернулась спиной к дому галла, вышла на яркий лунный
свет, остановилась и потом пошла в дом рабов. Через несколько минут она
шмыгнула за жернова и поползла ловко и бесшумно, как змея, вдоль
скрывавшегося в тени дома центуриона и прилегла под окном Сироны.
Громкое биение сердца мешало ее чуткому уху прислушиваться, но хотя и
не понимая всего, что он говорил, она все-таки могла расслышать звук его
голоса: он был уже не в комнате Сироны, а вместе с нею в комнате, выходившей
на улицу.
Теперь она могла осмелиться приподняться, чтобы заглянуть в открытое
окно.
Дверь, соединявшая обе комнаты, была заперта, и полоса света показала
ей, что в комнате Фебиция, где они оба находились, горит лампа.
Она уже подняла руку, чтобы вспрыгнуть в темную спальню, как вдруг слух
ее был поражен звонким смехом Сироны.
Образ ненавистной соперницы вдруг восстал пред ее душою, сияющий и
облитый светом, как в то утро, когда Ермий стоял против окна, остолбенев от
восхищения. А теперь, теперь он, может быть, лежит у ее ног и шепчет нежные
слова, и говорит ей про любовь, и протягивает к ней руку; а она - смеется.
Вот она опять засмеялась!
А отчего же вдруг все стихло?
Или она протянула ему свои алые губы для поцелуя?
Конечно, конечно!
И Ермий не вырвался из объятий ее белых рук, как в тот полдень у
родника вырвался с отвращением из объятий Мириам, чтобы более не
возвращаться.
Холодный пот выступил на лбу у девушки, она, как безумная, схватилась
за свои густые черные волосы, и с ее побледневших губ сорвался громкий крик,
подобный крику перепуганного зверя.
Несколько минут спустя она выбежала со двора через хлева и, ворота, в
которые выгоняли скот, и пустилась, не владея уже более собою, на гору, к
гроту Митры, к Фебицию, мужу Сироны.
Анахорет Геласий увидел издали освещенную луной фигуру пастушки,
несшейся на гору, и тень ее, точно прыгавшую с камня на камень; он бросился
на землю и перекрестился, думая, что это призрак из сонмища языческих богов,
какая-нибудь ореада, преследуемая сатиром.
Сирона слышала крик пастушки.
- Что это? - спросила она испуганно юношу, который стоял перед нею в
полном парадном наряде римского офицера, прекрасный, как юный бог войны, но
довольно неловкий и не воинственный в своих движениях.
- Это прокричала сова, - ответил Ермий. - Отец должен мне, наконец,
сказать, из какого мы рода, а я отправлюсь в Византию, в этот новый Рим, и
скажу императору: я явился и хочу сражаться за тебя в числе твоих воинов.
- Вот теперь ты мне нравишься! - воскликнула Сирона.
- Если это правда, то докажи, и позволь мне хоть раз прикоснуться
губами к твоим блестящим золотым волосам. Ты так прекрасна и мила, как