"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

светились во мраке так же, как и платье.
Собака снова залаяла. Сирона уняла ее и спросила затем Ермия о здоровье
отца и не нужно ли еще вина.
Он отвечал, что она добра, добра, как ангел, что больной теперь быстро
поправляется, и что она уже слишком много внимания уделила ему.
Все, что они говорили, мог слышать всякий, и все-таки они шептались,
точно говоря непозволительные речи.
- Подожди немножко, - сказала Сирона и исчезла в глубине комнаты.
Вскоре она опять оказалась у окна и произнесла тихо и печально:
- Я позвала бы тебя в дом, но Фебиций замкнул дверь. Я совсем одна.
Подержи бутылку, а я налью через окно вина из кувшина.
С этими словами она наклонилась к большому сосуду. Силы было у нее
довольно, но кувшин показался ей сегодня не таким легким, как в другие дни,
и она сказала с вздохом:
- Амфора слишком тяжела для меня.
Он протянул руку к окну; опять ее пальцы коснулись его руки, и опять он
почувствовал тот трепет неги, который вспоминался ему день и ночь, с тех пор
как он испытал его в первый раз.
В это мгновение раздался шум в доме сенатора. Рабы встали из-за ужина.
Сирона поняла, в чем дело.
Она испугалась и воскликнула, указывая со страхом на дверь сенатора:
- Ради всех богов, они идут, и если тебя здесь увидят, то я погибла!
Ермий повернулся в направлении того дома, окинул быстрым взглядом весь
двор и, увидя, что никак не скрыться от приближающихся людей Петра, крикнул
Сироне повелительно:
- Отойди! - И прыгнул через окно в комнату.
В ту же минуту отворилась дверь сенаторского дома и рабы высыпали во
двор.
Впереди всех Мириам, которая тотчас же пытливо оглядела весь обширный
двор, с видом ожидания, но и разочарования.
Его не было нигде, и все же она ведь слышала, как он вошел, и калитка
не открывалась и не закрывалась вторично; это она знала с полной
уверенностью.
Некоторые из рабов разошлись по конюшням и хлевам, другие вышли за
ворота на улицу, чтобы подышать вечерней свежестью.
Ключник Иофор заметил козерога, поднял его и приказал одному из рабов
отнести тушу в кладовую. Он так и не справлялся насчет ее появления; один
охотник-амалекитянин, которому Петр предоставил в пользование участок
пахотной земли, имел обыкновение без всяких пояснений класть таким образом
лучшую добычу у дверей своего благодетеля.
Рабы расселись группами на земле, посматривали на звезды, разговаривали
и пели.
Только пастушка осталась на дворе и начала обыскивать его повсюду,
точно отыскивая какую-нибудь пропавшую драгоценность. Она заглянула даже за
жернова и в темный сарай, в котором хранились инструменты каменотесов.
После этого она остановилась и сжала свои маленькие ручки в кулаки.
Несколькими легкими прыжками очутилась она в тени дома галла.
Напротив окна Сироны она остановилась и стала прислушиваться. Мужчина,
ходивший там взад и вперед, был, конечно, не кто иной, как Ермий.
Теперь она знала, где он, и попыталась засмеяться, потому что боль,