"Георг Мориц Эберс. Homo sum" - читать интересную книгу автора

взгляну на нее до завтра; но раз, один раз только я хотел бы посмотреть на
нее при свете солнца.
- Чтобы завтра снова проснулась в тебе старая глупость! - воскликнула
Дорофея. - Пропусти меня или сам возьми молоток!
- Ты так приказываешь, и ты моя мать, - сокрушенно произнес Поликарп.
Медленно подошел он к ящику, в котором лежали его инструменты, и
крупные слезы потекли по его щекам, когда он схватился за ручку самого
тяжелого молотка.
Когда небо долгие дни сияет в летней синеве, и вдруг надвинутся
грозовые тучи, и первая беззвучная страшная молния со своим грохочущим
безвредным спутником, громом, испугает людей, то за нею вскоре последует и
вторая молния, и третья.
Со времени вчерашней бурной ночи, нарушившей тишину трудолюбивой
однообразной жизни в доме Петра, случилось еще кое-что, снова
перетревожившее сенатора и его жену.
В других домах бегство какого-нибудь раба было не редкостью; в доме
Петра не случалось ничего подобного в продолжение двадцати лет, но вчера
оказалось, что убежала пастушка Мириам.
Это было досадно; но самую тяжкую заботу причинила сенатору безмолвная
горесть Поликарпа.
Ему очень не понравилось, что юноша, обыкновенно отличавшийся такой
живостью, беспрекословно и почти равнодушно отнесся к запрещению Агапита на
ваяние львов.
Пасмурный взор и вялый, сокрушенный вид сына не выходили у Петра из
головы до тех пор, пока он, наконец, лег спать. Было уже поздно, но он не
мог заснуть, так же как и Дорофея. Пока мать думала о греховной любви сына и
о ране в его молодом, горько обманутом сердце, отец сожалел об упущенной
сыном возможности ради несбывшейся надежды выказать свое искусство на
великой задаче, и вспоминал при этом о трудных и самых горестных днях
собственной юности; он сам учился у одного из скульпторов в Александрии,
восхищался произведениями язычников как высокими образцами и пытался
подражать им. Учитель уже дозволил ему создать что-нибудь самостоятельное.
Из числа данных задач он выбрал Ариадну, ожидающую возвращения Тезея, как
символическое изображение души, чающей спасения. Как это произведение
наполняло его душу, какое блаженство испытывал он в часы творчества!
Но вот явился в столицу его строгий отец, увидел неоконченную работу и
не только не похвалил ее, но начал над нею издеваться, называл ее языческим
кумиром и приказал Петру тотчас же вернуться вместе с ним домой и остаться у
него, говоря, что сын его должен быть благочестивым христианином и притом
хорошим каменотесом, а не каким-то полуязычником и делателем идолов.
Петр горячо любил свое искусство, но не мог противиться приказанию
отца, за которым и последовал в оазис, чтобы присматривать за работами на
каменоломнях, размерять граниты, предназначаемые для саркофагов и колонн, и
наблюдать за их первичной отделкой.
Как у отца, так и у сына был железный характер, и когда юноша увидел
себя вынужденным уступить и покинуть мастерскую учителя и свое не оконченное
любимое произведение, для того чтобы сделаться ремесленником и торговцем, он
дал зарок никогда более не дотрагиваться до глины и до резца.
Он остался верен своему слову и после смерти отца; но влечение к
творчеству и любовь к искусству не угасли в нем и перешли на обоих сыновей.