"Георг Мориц Эберс. Тернистым путем (Каракалла) " - читать интересную книгу автора

временам им бывает угодно портить пир жизни поистине горьким напитком. Но,
подобно месяцу, изменяется, к счастью, все, что он освещает. Конечно, многое
здесь, на земле, устроено странно. Как небожители создали глаза и уши, руки
и ноги, они создают много разных вещей попарно, и, говорят, несчастье,
подобно волам, ходит не в одиночку.
- Так оно и тебя постигло вдвойне? - спросила Мелисса и сложила руки на
груди, взволнованной страхом.
- Меня - нет! Оно, собственно говоря, нисколько не коснулось младшего
сына твоего отца, и если бы я был философом, как наш брат Филипп, то я
теперь предавался бы мудрым размышлениям насчет того, откуда происходит то,
что, когда влажность задевает нас самих, мы только можем измокнуть, но
делаемся до жалости несчастными, когда бедствие промачивает до костей
кого-нибудь другого. Но не смотри на меня с таким испугом своими большими
глазами! Я могу дать клятву в одном, что, как человек и художник, я никогда
не чувствовал себя лучше, и поэтому мне и сегодня следовало бы защищать свое
старое мнение. Но на праздничном пиру жизни мне была показана страшная
маска. Что это за вещь? Кукла, изображение умершего человека, которое
египтяне, а теперь и римляне, на своих пирах велят обносить кругом для
напоминания веселым гостям, чтобы они каждый час наполняли наслаждением,
потому что радость проходит слишком скоро. Теперь подобная маска...
- Ты думаешь об умершей дочери Селевка, портрет которой ты написал? -
спросила Мелисса.
Юноша утвердительно кивнул головою, бросился на рабочий стул сестры и,
взяв ее шитье в руки, вскричал:
- Принеси светильник, девочка! Я хочу видеть твое хорошенькое личико.
Нужно исследовать, не произнес ли Аполлодор ложной присяги, когда недавно в
"Журавле" он поклялся, что во всей Александрии нет равного этому личику.
Притом я не люблю темноты.
Когда Мелисса вернулась с зажженною лампой, она нашла брата, никогда не
имевшего обыкновения сидеть подолгу спокойно, все еще на том же самом месте,
погруженным в свои думы; но при ее появлении он вскочил и прервал ее
тревожные вопросы восклицанием:
- Терпение, только терпение! Ты узнаешь все. Я, собственно, не хотел
нарушать твое спокойствие сегодня, в праздник умерших... Может быть, завтра
ему снова будет лучше, а послезавтра...
Мелисса поспешила его прервать:
- Так Филипп захворал?
- Собственно говоря, нет, - отвечал юноша. - Никакой лихорадки,
никакого озноба, нарыва, никакой боли. Но и здоровым тоже назвать его
нельзя, так же как и меня, который, однако же, недавно пожирал кушанья
хозяина "Слона", точно голодный волк, и тотчас же после того легкими ногами
мог бы вспрыгнуть на этот стол. Не прикажешь ли сделать пробу?
- Нет, нет! - сказала Мелисса с возрастающим беспокойством. - Если ты
любишь меня, расскажи коротко и связно...
- Коротко и связно, - вздохнул живописец. - В настоящем случае это
будет не легко, но я попытаюсь рассказать как можно лучше. Ты знала Коринну?
- Дочь Селевка?
- Именно; умершую девушку, изображение которой я написал.
- Нет, ведь ты хотел...
- Я хотел быть кратким, но для меня очень важно быть понятым, и если ты