"Георг Мориц Эберс. Тернистым путем (Каракалла) " - читать интересную книгу автора

особенное чувство. Гробовая тишина царствовала в высоких покоях, наполненных
захватывающим дыхание запахом амбры и ладана. Ему казалось, что солнце,
только несколько мгновений назад сиявшее полным блеском на ярко-лазурном
небе, исчезло за облаками; Александра окружал какой-то странный сумрачный
свет, какого еще никому не случалось видеть. Теперь он заметил, что этот
свет проникал сквозь черные веларии*, которыми были задернуты открытые
потолки комнат, по которым его вели.
______________
* Velarium называется полотно, которым прикрывался обыкновенно
открытый верх амфитеатра от солнца. Веларии употреблялись также и в частных
Домах, где по причине жаркого климата устраивались открытые потолки в
комнатах. (Примеч. пер.)

Один молодой вольноотпущенник проскользнул мимо него еще в первый зал и
бесшумно, как тень, пошел через сумрачные покои. Он, очевидно, должен был
известить мать умершей о приходе живописца, так как, прежде чем Александр
нашел время полюбоваться роскошно цветущими массами разных растений,
окружавших фонтаны посреди имплювиума*, к нему навстречу вышла высокая
женщина в длинной волнующейся траурной одежде. Это была мать Коринны.
______________
* Impluvium - четырехугольный бассейн посреди двора, куда сквозь
открытое место в кровле проводили дождевую воду из комплювиума, где она
собиралась. (Примеч. пер.)

Не приподнимая черной вуали, которая с головы спускалась на ноги, она
безмолвно сделала знак следовать за нею.
До сих пор в этом доме, посещенном смертью и скорбью, до его слуха не
дошло ни одного звука из человеческих уст, и эта тишина так тяжело угнетала
душу жизнерадостного художника, что он, единственно для того чтобы услыхать
звук своего собственного голоса, сообщил матроне, кто он и зачем пришел.
Но опять ответом ему были только безмолвный наклон головы.
Впрочем, его странствование со своею высокою путеводительницею было
непродолжительно и окончилось в одной обширной комнате. Сотни
великолепнейших растений, перед которыми лежало множество венков, превращали
ее в цветник, и в центре стояло ложе покойницы. Эта комната была тоже
наполнена сумраком, так поразившим его еще в первом зале.
Темное и окутанное неподвижное тело там, на ложе, окаймленном густым
венцом из цветов лотоса и белых роз, было его моделью. Здесь ему приходилось
писать, а он едва мог отличить одно растение от другого, едва мог уловить
форму ваз, стоявших вокруг одра смерти. Только белые лепестки цветов мерцали
подобно ряду светильников в этой неприветливой полутьме и среди ложа что-то
мягко округленное светилось таким же мерцающим блеском... Это была
непокрытая рука умершей.
Сердце юноши забилось сильнее, жажда творчества снова пробудилась в
художнике; он собрался с духом и сказал матроне, что при таком освещении
писать невозможно.
Опять последовал только наклон головы в ответ, однако же, скупая на
слова, женщина кивнула по направлению к ложу, и две служанки, сидевшие на
полу на корточках позади него, внезапно, точно они появились из-под земли,
вынырнули из тьмы и подошли к своей повелительнице.