"Умберто Эко. Нонита" - читать интересную книгу автора

Нона, Децима и Морта. Первая прядет нить жизни, вторая - сматывает ее,
третья - обрезает.
Что сказать вам, осуждающим меня (toi, hypocrite lecteur, mon
semblable, mon fr re! тебе, лицемерному читателю, моему подобию, брату
моему!) об утренней добыче, которую предлагают топи этого нашего поземного
мира в высшей степени лукавому обожателю паркиц! А вы, стремящие свой бег по
вечерним садам в тривиальном преследовании едва округлившихся телом
отроковиц, что знаете вы о смиренной и вкрадчивой, возбуждающей зуд слежке,
которую любителю ветхих дев дозволено вести со скамейки старого сада в
душистой тени базилики, на гравийной дорожке пригородного кладбища, на углу
богадельни в воскресный час, у дверей ночлежки, в рядах псаломщиков
попечительской процессии, на благотворительной лотерее, всегда из закрытого
от посторонних взглядов любовного, увы мне, неизбежно целомудренного
укрытия, откуда можно вблизи следить за их изрытыми вулканическими складками
лицами, за водянистыми, затянутыми катарактой глазницами, за неверным
движением иссохших, впавших в изысканный провал беззубого рта губ, иногда
прорезанных сверкающим ручейком слюнявого экстаза, за уродливыми узлами рук,
едва перебирающих четки, нервно дергающихся в непристойном, провокационном
тике!
Друг-читатель, я никогда не смогу передать тебе безутешное томление
этих мимолетных жертв пары глаз, их спазматический трепет от намеренных
легких прикосновений, от локтевого толчка в трамвайной давке ("Извините,
сударыня, не благоволите ли присесть?" О, черт тебя побери, да как осмелился
ты перехватить подернутый влагой взгляд признательности и ответное
"Благодарю, добрый юноша", ты, который желал бы прямо на месте воплотить в
жизнь Бахусову сцену обладания?), от касания икрами колен при почтительном
продвижении между рядами стульев в послеполуденном одиночестве периферийного
кинотеатра, от полного сдержанной неги пожатия - о, спорадический момент
предельно близкого контакта! - костлявой руки старицы, которой я с
сокрушенным видом молодого первопроходца помог перейти улицу на сигнал
светофора!
События моих насмешливых годов вели меня к другим еще встречам. Как
сказано, выглядел я чертовски хорошо: смуглые щеки и нежное девичье лицо,
отмеченное зарождавшейся мужественностью. И не пренебрегал любовью еще не
оформившихся девиц, но сносил ее как дань обстоятельствам возраста. Помню,
однажды майским вечером перед самым закатом в парке одного гостеприимного
имения - это было в провинции Варезе невдалеке от озера с алой при заходящем
солнце гладью - лежал я под сенью кущей рядом с незрелой, совершенно
веснушчатой шестнадцатилетней девчонкой, охваченной пылом воистину пугающих
любовных устремлений. И вот, мой читатель, в тот самый миг, неохотно уступая
юнице легко опадающее чудотворное место моей зрелости, я и увидел, почти
угадал в окне второго этажа очертания дряхлой, согнувшейся пополам старицы,
раскатывающей вдоль ноги бесформенный жгут черного хлопчатого чулка.
Мимолетное видение этой расплывшейся жировыми отложениями, изрытой вздутыми
венами конечности, ублажаемой немощным движением старческих рук, разминающих
чулковую комковатость, явилось мне (о, мои вожделеющие очи!) безжалостным,
вызывающим желание фаллическим символом, ласкаемым наиневиннейшим жестом; и
так случилось, что в тот же миг, охваченный ставшим от удаленности еще
сильнее экстазом, я с хрипом взорвался излиянием биологических составляющих
моего благого желания, которые девчушка (несведущий лягушонок, как я тебя