"Н.Эдельман. Когда рухнет плотина" - читать интересную книгу автора

тоже. Что вы их выгораживаете, Виталий? Верите, что среди них есть честные
люди?
Бричковский, при взгляде на него спереди, не имел при себе абсолютно
никаких особых примет. Обыкновенный, достаточно упитанный и уверенный в
себе мужчина. Но вид сзади мог вызвать недоуменную улыбку: по спине
тележурналиста спускалась тоненькая, как мышиный хвостик, косичка, на конце
которой болтался пестренький бантик.
- Да нет, - ответил я ему, - я сам их недолюбливаю. Но дело ведь не в
моем отношении к конкретным нациям. Если кто-то нарушил закон - пожалуйста,
проводите свои оперативно-розыскные мероприятия, задерживайте, но
издевательство над арестованным ничем не может быть оправдано, даже его
сопротивлением при задержании. И сами эти облавы чудовищные... Якобы для
проверки документов, что уже само по себе форменное беззаконие.
Бричковский чуть-чуть иронически улыбался.
- Надо было ваш монолог записать. Может, повторите? В вас пропадает
талант комментатора. А что? Сделаете карьеру, затмите Киселева, оттесните
Сванидзе... Ну, и я под ваше крыло переберусь.
- Что вы смеетесь? - я не принимал его шутливого тона. - Сегодня
милиция с негласного одобрения начальства бьет дубинками чеченцев, а
завтра, привыкнув к вседозволенности, будет бить обычных граждан. Начали с
кавказцев, а теперь все становятся объектами вымогательства! Выскочил в
булочную, забыв паспорт - и уже становишься законной добычей ментов!
- Да... - нахмурился он. - Бардак... Но на самотек тоже нельзя
пускать... - Он посмотрел на часы. - В три митинг коммунистов. Надо
двигаться. Поедете? Подвезем.
- Что я там забыл? Воплей ихних, что ли, никогда не слышал? Ведь не
скажут ничего нового, пассионарии хреновы.
- Тогда чао! - он стиснул мне руку и заторопился к минивэну, в который
уже грузилась его команда. Я же, ещё чувствуя внутри себя негодующее
кипение - даже не из-за кавказца, а из-за шока физической угрозы - отошел к
трансагентству и, не смущаясь соседством табора громкоголосых цыганок в
грязных пестрых обносках и шустрых, непоседливых черноголовых цыганят,
набрал номер Анжелы. К телефону долго не подходили, но после шести или семи
гудков я услышал в трубке её голос.
- Привет! Чего не звонила?
- Алло, милый, это ты? Прости, не могу долго говорить. Я из ванной
выскочила, стою голая, вода на пол течет.
Фантазия нарисовала соблазнительную картинку, вызывая желание
немедленно направиться к ней в гости. Если ночью я действительно оказался
не на высоте, то может, сейчас реабилитируюсь? Но я знал, что это
невозможно. Анжела жила в однокомнатной квартире с сумасшедшей матерью и
всякий раз, уходя, прятала спички и перекрывала газ. Я догадывался, что она
с такой легкостью поддалась на мои ухаживания, чтобы ненадолго забыть об
этой тяжелой обузе, и даже что-то вроде раскаяния иногда просыпалось: вот,
я уеду, и для меня все это пустяк, а для нее... А впрочем, кто её знает,
сколько у неё до меня было романов, и сколько будет. С такой-то внешностью
недостаток поклонников ей не грозил.
- А ты возьми телефон, плюхайся в ванну и говори со мной в комфорте и
неге, - посоветовал я. - Никогда не видел тебя моющейся. Хоть расскажи, как
у тебя этот процесс происходит.