"Амелия Эдвардс. Карета-призрак " - читать интересную книгу автора

инструменты, тигли, реторты, лабораторную посуду. На каминной полке рядом со
мной стояли, среди прочего, модель Солнечной системы, небольшая
гальваническая батарея и микроскоп. На каждом стуле что-нибудь да лежало. В
каждом углу громоздилась гора книг. Даже пол был усеян картами, гипсовыми
слепками, бумагами, кальками и прочим мыслимым и немыслимым ученым хламом.
Я осматривался с изумлением, которое росло по мере того, как мой взгляд
перемещался от одного случайного предмета к другому. Такую удивительную
комнату я видел впервые, но еще более удивительно было обнаружить ее в
одиноком фермерском доме, в этих диких, заброшенных местах! Снова и снова я
переводил взгляд с хозяина дома на окружающую обстановку и обратно,
спрашивая себя, кто он и чем занимается. Его голова была необычайно красива,
но это была скорее голова поэта, а не естествоиспытателя. Широкая на уровне
висков, с выступающими надбровными дугами, увенчанная массой жестких,
совершенно седых волос, эта голова своими идеальными очертаниями и отчасти
своей массивностью напоминала голову Людвига ван Бетховена. Те же глубокие
складки вокруг рта, те же суровые морщины на лбу, то же выражение
сосредоточенности. Пока я рассматривал этого человека, открылась дверь и
Джейкоб внес ужин. Хозяин дома захлопнул книгу, встал и с большей
любезностью, чем до сих пор, пригласил меня к столу.
Передо мной оказались блюдо с окороком, яичницей и большой буханкой
черного хлеба, а также бутылка превосходного хереса.
- Мне нечего предложить вам, сэр, кроме самой простой деревенской
пищи, - посетовал хозяин. - Надеюсь, ваш аппетит поможет вам примириться с
убожеством наших припасов.
Я уже успел наброситься на еду и, энергично запротестовав, с пылом
оголодавшего охотника стал уверять, что в жизни не ел ничего вкуснее.
Хозяин чопорно поклонился и принялся за собственный ужин, состоявший
всего лишь из кувшина молока и миски овсянки. Мы ели молча. Когда мы
закончили, Джейкоб унес поднос. Я снова придвинул свой стул к огню. Хозяин,
к моему удивлению, проделал то же самое и, резко повернувшись ко мне,
сказал:
- Сэр, я прожил здесь в совершенном уединении двадцать три года. За все
это время мне почти не приходилось встречаться с чужими людьми, и я ни разу
не держал в руках газеты. Вы первый незнакомый человек, который переступил
порог моего дома за более чем четыре года. Не будете ли вы любезны сообщить
мне кое-какие сведения о внешнем мире, с которым я так давно прервал всякую
связь?
- Пожалуйста, задавайте вопросы, - ответил я. - Я от души рад вам
служить.
Он наклонил голову в знак признательности, потом оперся подбородком на
руки, устремил взгляд на огонь в камине и начал свои расспросы.
Интересовался он в первую очередь наукой. Он почти ничего не знал о
том, как используются в практической жизни последние научные достижения. Я
не знаток науки и отвечал, насколько мне позволяли мои скудные познания; но
задача оказалась не из простых, и я облегченно перевел дух, когда мой
собеседник от расспросов перешел к комментариям и начал высказывать свои
суждения о фактах, с которыми я попытался его ознакомить. Он говорил, а я
слушал как зачарованный. Он, думаю, едва помнил о моем присутствии. Это были
мысли вслух. Я никогда не слышал ничего подобного. Знакомый со всеми
направлениями философии, тонкий в анализе, смелый в обобщениях, он изливал