"Марк Семенович Ефетов. Тельняшка?- моряцкая рубашка " - читать интересную книгу автора

материи чертил и ножницами вырезывал. А шёлк был редкий, из Парижа
привезённый - специально для свадьбы.
- Обрезочки-то оставите? - спросил Ежин, когда Птица кроил. Он следил
за ним, как кот за мышью.
- А как же, - сказал Иван Яковлевич. - Обязательно. Вот так. - Он
кончил кроить, завернул матерчатые треугольники и куски длинные, как
ленточки, и отдал их хозяину.
Платье получилось великолепное. И Ежин пригласил Ивана Яковлевича с
женой на свадьбу.
Птица пришёл и в первое же мгновение чуть не довёл Ежина и его
молодую жену до обморока. На жене портного Птицы было точно такое платье,
из той же материи, что на жене Ежина, или, как в те времена величали,
мадам Ежиной. Тут надо сказать, что Софья Сергеевна в те времена была ещё
не такой толстой.
- Нет, это невозможно! - закричал Илья Григорьевич. Он закрыл руками
лицо, отнял руки, зажмурился: - Откуда?
- Что? - удивился Иван Яковлевич.
- Откуда? Откуда? Откуда?
Платье из парижского шёлка у мадам Ежиной - у неё одной на весь
город, на всю Россию. И вдруг у жены портного такое же. Нет, не может
быть. Где он взял эту же материю? Ведь Ежин проверял его, когда тот кроил,
резал, заворачивал обрезки. Да, так оно и было. Жена Птицы красовалась в
платье-двойнике весь свадебный вечер, начисто испорченный молодожёнам
Ежиным. На следующее утро Иван Яковлевич прислал это - второе - платье
жене Ежина с запиской:
"Получите второе платье и не обзывайте мастеров ворами. Знайте, что
материю не всегда надо кроить вдвойне, как я сделал у вас".
Вот какой человек был Иван Яковлевич Птица.


НАШ СОСЕД ШМЕЛЬКОВ И ПАРОХОД "ШМЕЛЬКОВ"

Когда я слышу стук швейной машинки, всегда вспоминаю Ивана
Яковлевича. Жил он под нами, и сквозь его потолок и наш старый рассохшийся
пол слышно было, как портной строчил. Под этот стук машинки я засыпал, с
ним же часто и просыпался. Отец говорил:
- Птица у нас ранняя. Чуть свет - хлопочет.
Рано начинал жизнь в нашем доме не один только Иван Яковлевич. Зажав
между колен ботинок на колодке, забивал гвозди, или, точнее говоря,
шпильки, Емельян Петрович. Они во многом были похожи друг на друга - эти
два мастера. Внешне совсем разные, а по характеру - вроде бы на одну
колодку. Может быть, потому это так было, что и тот и другой очень любили
свою работу. И это как бы роднило Птицу и дядю Емельяна, которые первыми
принимались за работу в нашем доме. Когда же заработала Обувка, дядя
Емельян так же рано отправлялся на фабрику. А мой отец в те времена, когда
он ещё плавал, уходил в порт, и совсем затемно. Дубок отчаливал обычно по
утрам.
Я любил утро нашего дома. Розовый дым от лучей восходящего красного
солнца стоял над крышей, как большой восклицательный знак - широкий
кверху, суживающийся к трубе. Только знак этот чуть курчавился.