"Игорь Ефимов. Седьмая жена" - читать интересную книгу автора

жен, но я не об этом сейчас, я о даре речей, потому что не зря все эти люди
слушают тебя у приемников по субботам, чем-то ты берешь их за душу, даже
когда они сердятся на тебя, то сердятся именно за то, что ты их растревожил,
вырвал из спячки, я по себе это чувствую, так бы, кажется, бросила все и
сидела у твоих ног, и вот это-то созревание дара нельзя тебе прерывать,
нельзя погружаться назад в суетню своих многоженских дрязг, ну что там с ней
могло случиться, с Голдой твоей, убежала из дому, эка невидаль, найдется и
без тебя, а вот передачу за тебя никто подготовить не сможет, здесь ты
единственный и неповторимый, то есть еще не настоящий проповедник, наверное,
иначе я бы не смела так тобой помыкать, хотя, по совести сказать, я ведь в
душу к тебе не лезу, только внешней оболочкой занимаюсь, так сказать,
сосудом, тленным скафандром нетленной души, и сдается мне, что этому
скафандру пора подкрепиться, у меня в холодильнике как раз пара свежайших
омаров, а первой твоей я сама позвоню потом, объясню, что никуда поехать ты
не сможешь, у тебя важная и срочная работа, а беглых детей гораздо скорее
разыщут частные детективы, она вполне может нанять на те деньги, что они
высосали из тебя за все эти годы, и номер твоего телефона надо будет не
забыть сменить - сегодня же.
Теща-3 легко вскочила с ковра, нагнулась близко-близко к лицу Антона,
словно вглядывалась в глазок камеры, и, как бы убедившись, что узник внутри
вернулся к полезному для него состоянию полной послушности, умчалась на
кухню.
Антон встал и поплелся за ней. Открыл шкаф с лекарствами, начал шарить
в нем, но она не дала, тут же подскочила, сама достала бутылочку с
обезболивающим, высыпала таблетки на ладонь, заставила его открыть рот,
хлопнула ладошкой по губам, подала запить.
Она снова говорила, распоряжалась, командовала самой себе - "Тарелки
сюда, вилка налево, нож направо, а где же крышка от кастрюли? марш на место!
теперь рюмки, нет, не те, ну-ка быстро, все по местам!"
Кочан салата поскрипывал под быстрым ножом. Хвосты омаров забились в
предсмертной судороге, высовываясь из бурлящей пучины, краснея на глазах.
Лимон распался на две золотые лодочки, которые закачались, задевая друг
друга бортами. Извлеченная из бутылки пробка издала звук вороватого поцелуя.

В первый год жизни с женой-3 у Антона иногда возникало чувство, что он
может подбить ее на что угодно, если только сумеет доказать, что матери ее
это не понравилось бы. Даже в свои двадцать пять лет Сьюзен жила и как будто
не жила, а все выдиралась - с криками и проклятиями - из гущи пеленок,
намотанных на нее матерью за долгие годы детства и отрочества.
- Уедем отсюда! - умоляла она Антона. - В Дакоту, Юту, Небраску. Или на
Западный берег. Ты изобретешь страховку от землетрясений и разбогатеешь в
Калифорнии за полгода.
Но никуда бы она не поехала, потому что пеленки-тесемки держали крепко
и она места себе не находила, если мать не звонила два дня подряд. Теща-3
потеряла недавно мужа, и гнев на эту несправедливость судьбы, покружив над
крышами и бассейнами графства Бергамон, обрушился вдруг на Антона и его
профессию.
- Значит, вы хотите откупаться деньгами, одними лишь деньгами, всегда и
только деньгами? И есть у вас расценки на пустоту, которую нечем заполнить,
на шок одиночества? Когда Стивен умирал у меня на руках, знаете, что я ему