"Игорь Ефимов. Архивы Страшного суда" - читать интересную книгу автора

Нет, не говоря уже о Риве, вся остальная родня за эти последние годы тоже
ушла куда-то сильно вниз, а он заметно вырос над всеми.
Проявлялось это не только в том, как они съезжались повидаться с ним во
время его приездов домой (а приезжал он довольно часто, потому что были у
него подопечные и в Израиле), не в том, как принимали подарки, как
расспрашивали о европейской жизни и как не расспрашивали о том, о чем он не
рассказывал (требования секретности вырастали в Фонде уже до уровня
паранойи), а именно и больше всего в том, как все обычные разговоры в семье
перестраивались на него. И даже племянники, даже в дни после военных сборов,
когда каждый был переполнен историями о террористах, ночных патрулях, минах,
замеченных кем-то в последнюю секунду, танках, самолетах, торпедных
катерах, - даже эти грозные, прожаренные солнцем и моторами мужчины
оборачивали свои рассказы теперь не друг к другу, не к отцу с матерью, не к
прочим, а в первую очередь к нему - к дяде Аарону, неожиданно выросшему из
заурядного держателя автомастерской (которому и в разговор-то не всегда
давали встрять) в какую-то значительную и таинственную шишку международного
масштаба. Чего уж там скрывать - шишка эта, не показывая виду, каждый раз
истаивала от гордости и самодовольства.
Временами он корил себя (не очень сильно) за эти потачки тщеславию, но
перемениться не мог - с бГiльшим нетерпением рвался съездить в Хайфу, чем в
Рим, где его хоть и любили, но видели при этом насквозь. Да и любовь как-то
обгоняла живую Сильвану в приобретении старческих черт, все чаще позволяла
себе являться под личиной заботы - назойливой тетушки с рецептами от всех
хвороб и набором страшных историй на все варианты человеческой беспечности и
неосторожности.
Еще до переезда в Бену Цимкер как-то попытался задуматься над
причудливым ритмом ее телефонных звонков, когда она то не подавала вестей о
себе целый месяц, то звонила три дня подряд ("да ничего не случилось, все
нормально, просто захотелось услышать твой голос, целую"), и не знал, то ли
обижаться, то ли быть польщенным, то ли пожалеть ее, когда выписал на
бумажку даты звонков и понял: каждый звонок раздавался в тот момент, когда в
Италию доходили вести об очередном взрыве бомбы, подложенной на базаре
палестинцами, ракетной атаке, артобстреле из Сирии, диверсии. Так что, может
быть, все, что она пела ему тогда о том, как он подходит для венской работы
с его знанием языков и техники, и как много он сможет сделать для оголтелого
мирового сионизма (на политике они время от времени сцеплялись), и как
недостойно мужчины всю жизнь держаться проверенной колеи, - все было только
словесным камуфляжем, рекламно расписанным полиэтиленом, под которым лежал
тяжелый, цепной, кусачий зверь - страх.
Страх за него.
Но страх или нет, работа-то действительно оказалась по нем. Так по нем,
что он уже и не помнил, жил ли он раньше когда-нибудь с таким же
возбуждением, с таким дружелюбным любопытством к каждому новому дню.

2

Снова заурчал рыжий телефончик - на этот раз чуть другим, "римским"
урчанием.
- Аарон, золотко, что там у вас? У нас такая мерзкая смесь ветра с
дождем, что я едва добежала от паркинга до дверей. Сижу между двух