"Игорь Ефимов. Архивы Страшного суда" - читать интересную книгу автора

- Потому что и в вас было тогда что-то такое же - затаенность,
завлеченность собой, занятость чем-то важным и глубоким посреди суетящейся
толпы, погруженность в себя...
- О да, завлеченность... Поисками трешки в подкладке кармана... Я,
кажется, к тому времени уже рублей пятнадцать просадила.
- А помните того толстяка, который жену пытался оттащить от окошка
кассы? Которая еще кричала, что на сына Аэрофлота и Валькирии она последнюю
десятку поставит и никто ее не остановит.
- Помню. Только это опасное дело.
- Какое?
- Нам - предаться воспоминаниям. С одного дня не наскрести на разговор.
Он застыл, запустив крепкие зубы в куриную ногу, с выражением
восхищения и ожидания, как у пса, почуявшего начало игры, пытающегося за
секунду угадать, куда хозяйка задумала бросить резиновое кольцо. И дальше на
протяжении всего обеда, доедая свою половину курицы, а за ней и отбивные,
заказывая вторую бутылку вина, запивая пирожные крепким кофе и снова
возвращаясь к оставленному было картофельному салату, он с такой же
преданной улыбкой кидался за этим разговорным кольцом, куда бы она его ни
бросала: экспедиция? о да, всякого повидал - камчатские вулканы, ловля
хариуса на Ангаре, тучи слепней в карельских лесах; московская жизнь? -
сандуновские бани, Театр на Таганке, сертификатные "Березки", толпы приезжих
из провинции, идущие в утренней мгле от вокзалов на штурм магазинов,
лимузины, посольства, церквушки, пощаженные ради причуд иностранных
туристов; семья - да, женат, да, есть дочь, и его родители тоже живут вместе
с ними, квартира старая, большая, еще дед с бабкой жили, и отца не уговорить
теперь разменяться и разъехаться, так и мучаем друг друга беспросветно, уже
до раздельных электросчетчиков дошло.
От возбуждения, от размашистости жестов он стал казаться еще больше,
так что люди за соседними столиками время от времени отвлекались от
накатанного спектакля с жаровнями и бутылками, даваемого барменшей в алом
колпаке, оглядывались на них.
- А теперь - мой сюрприз, - сказал он, когда они поднялись к нему в
гостиничный номер.
Он заставил ее встать лицом к окну, смотреть на темнеющие улицы Старого
города, уходящие вверх к остаткам крепостной стены, на подсвеченные снизу
башни, на шевелящиеся шеи кранов далеко в порту. Она слышала за спиной
какую-то возню, щелкнул замок открываемого чемодана - "нет, не пора еще, не
пора", - потом другой, более слабый щелчок, и вот над ровным шумом нагретого
воздуха в вентиляционных решетках, над долетавшим снизу дребезжанием
трамваев возник хрипловатый мужской голос, певший под барабанный перестук и
звяканье бубна непонятную песню, выкрикавший что-то, рычавший, заклинавший,
рыдавший.
Она повернулась от окна, с изумленной и недоверчивой улыбкой уставилась
на мерцавший на столе кассетный магнитофон. Павлик, скрестив руки на груди,
упивался эффектом.
- Шаман Дима, яркий представитель народа коми. Поет, изгоняя злых духов
из колена своего отца. Думаю, злого духа зовут Рев-Ма-Тизм. Кроме пения и
бубна применял сжигание оленьей шерсти, бросание пепла на четыре стороны,
надрезание собственной щеки ножом, капанье крови в огонь, плевки себе под
ноги и отцу в ухо (с особым старанием) и прочие достижения многовековой