"Иван Ефимов. Не сотвори себе кумира " - читать интересную книгу автора

как и я?
Раздумья были мучительны своей бесплодностью. Ничего не понимая в
случившемся, я не мог и ответить ни на один вопрос. До сих пор я воспринимал
жизнь, с ее успехами и недостатками, как активный созидатель "великой армии
труда", вторая же, оборотная сторона действительности, с арестами, тюрьмами,
лагерями и страданиями людей, ни в чем не повинных и ставших жертвами
мошеннической тайной политики, была мне до глупой наивности неведома, как
она неведома многим и многим другим простым советским людям.
Часов в восемь, когда я все же задремал, в приемник пришли два
надзирателя в темно-синих поношенных мундирах. Они тщательно обыскали меня,
отобрали Деньги, брючный ремень, очки, срезали боковые пряжки. У пояса брюк
и выдернули из туфель шнурки.
- Зачем? Почему?
- Так полагается.
- Но как же брюки?
- Не свалятся. В крайности будете придерживать
- Но ведь я не уголовник
- Тут все одинаковые. Делаем по инструкции.
- Но очки почему отбираете?
- Не положено. Вышивать здесь или читать не придется, писать тоже, а
следователя и прочих разглядите.
- Но мне разрешено взять с собой деньги!
- А что вы здесь купите на них без ведома следователя? Вот когда будет
разрешено ими пользоваться, тогда деньги переведут на тюремный ларек и там
будете отовариваться.
- А скоро ли? У меня и папирос только одна пачка осталась.
- Когда закончится следствие. Тут не по сигаретам меряется время, а по
ходу дела...
Логика была железной, а такая логика рассуждении не терпит.
Службисты перещупали каждую складку на одежде и белье, пересмотрели
мундштуки каждой папиросы. Отобрали карандаш, завалявшийся в одном из
карманов, взяли записную книжку, всегда бывшую со мной, с массой записей
(которая потом так и пропала, как и все остальное, отобранное в приемнике),
перочинный ножик и наручные часы.
Тюремщик куда-то унес отобранные у меня вещи и отвел меня в баню, из
которой мне велели выйти уже в другую дверь. Здесь мне вручили белье и
костюм с густым запахом карболки, еще горячие от вошебойки и навсегда
испорченные. Затем снова куда-то повели: чистилище было лишь преддверием
тюрьмы.
С того часа и все последующие годы я мог передвигаться с одного места
на другое только в сопровождении и с позволения вооруженного охранника или
часового.
Миновав длинный переход, в начале и в конце которого были решетчатые
стены и в них такие же калитки, через которые нас пропустили, просмотрев
сопроводительную, я увидел наконец и само чрево тюрьмы, куда, как говорят в
народе, вход для всех просторен и широк, но выход откуда чрезвычайно узок...
Старорусская тюрьма, вероятно, была такой же, как и все тюрьмы матушки
Руси, подробно описанные русскими каторжанами и писателями-декабристами, а
также Достоевским, Чеховым и другими. Но уже лет десять - с тех пор, как был
закрыт журнал "Каторга и ссылка",- тюрьмах и местах заключения в нашей