"Иван Ефимов. Не сотвори себе кумира " - читать интересную книгу автора

горло, и робко нажал кнопку звонка. Услышав глухое "Войдите", он осторожно
отворил дверь и пропустил меня вперед.
- Ефимов доставлен по вашему приказанию!
- Хорошо,- сказал начальник тюрьмы.- Подождите в приемной, я позову,
когда будет нужно. Надзиратель вышел и плотно прикрыл дверь. Начальник
Старорусской межрайонной тюрьмы Воронов сидел за широким, старинной работы
письменным столом и насупясь глядел в мою сторону. Какое-то время мы молча
созерцали друг друга, как бы не узнавая. Результат этого созерцания был явно
не в мою пользу. Я отвел взгляд и уставился в зарешеченные окна, чуть
затененные занавесками.
Окна выходили на набережную Полисти, и по другую ее сторону буйно росли
ивы и тополя. Их густые кроны, чуть тронутые осенним багрецом, были залиты
неярким солнцем бабьего лета.
С Вороновым мы были знакомы чуть ли не с весны 1932 года, когда я
вместе с другими преподавателями межрайонной совпартшколы ходил обедать в
милицейскую столовую, где кормили намного лучше, чем в общих городских
столовых (карточная система на продукты питания еще не была отменена).
Работника НКВД Воронова я встречал и на собраниях городского партхозактива.
Иногда заглядывал он и в редакцию "Трибуны", где я заведовал партийным
отделом без малого три года. Да и вообще в нашем небольшом городе начальники
и газетчики были друг у друга на виду...
Осмотревшись вокруг, я невольно начал искать стул, чтобы сесть: ноги
нещадно ломило, и мне казалось, что они вот-вот подогнутся и я упаду на пол.
Лицо мое, сильно опухшее от ночных допросов "с пристрастием", все еще
горело, а в теле чувствовалась страшная усталость, как после тяжелой
физической работы.
- Зачем вы объявили голодовку, Ефимов?- спросил наконец Воронов,
поднявшись со стула и продолжая внимательно оглядывать меня.
- Затем, что у меня нет другого способа протестовать против беззаконий,
которые здесь творятся.
- И вы полагаете, что следователи оставят дело незаконченным?! Но это
же не способ! Голодовкой вы ничего не добьетесь.
- Подскажите мне иной способ.
- Я вам не подсказчик. А умереть вам все равно никто не даст, а уж я -
тем более: за жизнь заключенных в тюрьме отвечаю в первую очередь.
- За свою жизнь я сам отвечу, а вот вы ответьте мне: за что почти
каждую ночь меня истязают следователи? За что заставляют стоять навытяжку
целыми ночами?! Бьют кулаками, ногами... И это методы следствия? У вас не
следователи, а палачи и садисты!
Воронов давно уже вышел из-за стола и, заметно волнуясь, ходил по
ковровой дорожке от стола до двери и обратно, поскрипывая сапогами. При моих
последних словах он вдруг остановился, как будто споткнулся, и возбужденно
воскликнул:
- Тихо! Тихо, Ефимов! Попридержите язык, не забывайтесь! Вас
допрашивают работники, поставленные Советской властью. И учтите: вы в
тюрьме, а не на митинге.
- Я ни в чем не виноват перед Советской властью,- уже без запальчивости
сказал я.- И никому не дано права избивать заключенного!
- Покайтесь по совести во всех прегрешениях, подпишите протокол - и
следствие будет закончено.