"Сергей Эфрон. Автобиография. Записки добробольца " - читать интересную книгу автора

* * *

С утра началась моя служба в Добровольческой Армии. В небольшой комнате
(той самой, куда меня ввел вечером Пеленкин) помещался "маленький штаб",
состоявший из нескольких полковников генштаба и гвардии и трех-четырех
обер-офицеров. Во главе "штаба" стоял полковник Дорофеев. Он меня очень
тепло встретил и приказал, очевидно по просьбе Дорофеева,[45] неделю
отдыхать.
Я подписал присягу, которую подписывали все вновь прибывающие. В
присяге было несколько пунктов, и все они сводились к тому, что каждый
вступавший в Армию отказывается от своей личной жизни и обязуется отдать
ее - всю - спасению Родины. Особый пункт требовал от присягающего отречения
от связывающих его личных уз (родители, жена, дети).
Меня зачислили в Георгиевский полк (первый полк Добровольческой Армии),
который в это время насчитывал несколько десятков штыков и свободно умещался
за обедом в одной комнате. Генерал Алексеев не показывался и жил, кажется,
сначала в особом вагоне, а потом в Атаманском дворце.
С раннего утра на Барочную начинали прибывать съезжающиеся со всех
концов России, главным образом из Москвы, офицеры. Каждый из прибывших
сообщал что-нибудь из того, оставленного нами, мира.
Вот капитан в солдатском, только что пришедший с вокзала. Его
опрашивают.
- Вы откуда прибыли?
- Из Киева, после расстрела. На него с удивлением смотрят.
Как после расстрела?
- Я числюсь расстрелянным, да я с был расстрелян.
И вот рассказ капитана о том, как его с другими офицерами повели
расстреливать к обрыву. Поставили всех на краю и дали залп. Легко раненый в
руку, он нарочно свалился вместе с другими расстрелянными под откос и,
пролежав пять часов неподвижно, с наступлением темноты пробрался к своему
товарищу, переоделся и поехал к нам на Дон. (Убит под Таганрогом.)
Другой - морской офицер, капитан 2 ранга Потемкин.[46] Вырвался из
Севастополя после страшной резни, учиненной матросами над своими офицерами.
Богатырского роста, какого-то допотопного здоровья и сложения, темные с
проседью волосы, темные спокойные глаза, рыжее от загара лицо и зычный,
оглушающий голос. Тихо говорить не умеет. На вопрос, что он видел в Крыму,
рявкает:
- То же, что везде. Режут.
- Какой род оружия предпочитаете?
- Пока флота нет - любой. Прошу не считаться с моим чином и принять
меня как единицу физической силы.
Мы его так и прозвали "единица физической силы". Он не любил говорить,
не выпускал изо рта громадной трубки и, видно страдая первые дни от
безделия, неустанно шагал по коридору, окруженный табачным облаком и грузно
притаптывая своими медвежьими сапожищами.[47]
Встречаю нескольких прапорщиков, знакомых по офицерской роте
Александровского училища. Вообще, основное ядро собравшихся - москвичи.
Говорят о необходимости сформировать Московский полк. Только вот - из кого!
Нас кучка - двести-триста человек, и окружены мы общей ненавистью и
непониманием. Стоит выйти на улицу, чтобы почувствовать это по взглядам - в